Остальные кивнули в знак согласия, поэтому Кассия тоже кивнула, хотя ее сердце до боли сжалось; она не знала того чувства, о котором говорил Олливан.

– Если сосуд открыт – то есть если заклинание разрушено, этой магии некуда деваться, кроме как вернуться к тем, кто ею владел.

Глядя на него, Сибелла прищурилась.

– Ты веришь, что, если сможешь разрушить заклинание Вайолет, магия ее жертв вернется назад.

– Это теория, – осторожно сказал он. – Но магия подчиняется правилам, даже если кто-то их не понимает, как в случае с этим Гайсманом. Однако именно это правило я знаю хорошо. Да, я верю, что жертвы вернут свою магию.

Теории, «если», «может быть». Это был самый бессистемный, безрассудный план, который Кассия могла себе представить. Используя свою магию в Камдене или Уайтчепеле, они нарушат Принципы. Даже если они этого не сделают и справятся с куклой своими силами, само присутствие Вайолет вне Харта, вероятно, представляет собой жестокое нарушение, наказание за которое может лечь на них. И то, что может их постичь, становится еще хуже, если Олливан ошибается насчет возвращения магии к ее владельцу.

Но если имелся шанс поймать Вайолет, они должны были им воспользоваться. Несмотря на свои опасения, Кассия согласилась. Но с поправкой.

– Я не поеду в Камден.

Олливан вопросительно поднял бровь.

– Я не хочу, чтобы меня узнал кто-нибудь из дружинников.

Если это и прозвучало мелочно, ей было все равно. Когда Кассия жила в квартале метаморфов, то в качестве исключения могла пользоваться магией, но это правило было отменено, когда она оттуда уехала. Если ей и придется рисковать унижением быть арестованной за использование своей магии за пределами территории чародеев, она предпочла бы, чтобы это было перед незнакомыми людьми.

– Хорошо, прекрасно, – раздраженно сказал Олливан. – Мы с тобой поедем в Уайтчепел.

– Если вы отправляетесь туда, пересеките пост охраны в Блэкфрайерсе, – сказала Сибелла. – Недалеко оттуда ходит трамвай, который вам нужен.

– Спасибо. Встретимся в Странствующем Месте.

Олливан перевел взгляд с Сибеллы на Льва и Вирджила.

– Ради земли и звезд, пожалуйста, будьте осторожны.

– Мы позаботимся друг о друге, – сказал Лев, ухмыляясь. Несмотря на свои весьма посредственные способности в магии, он выглядел менее испуганным, чем любой из них. Он повернулся к Кассии.

– Вы тоже заботьтесь друг о друге.

А потом их пути разошлись; Лев, Вирджил и Сибелла пошли в обратную сторону, чтобы переправиться на северный берег. Кассия и Олливан проследовали вдоль реки на восток в поисках повозки, которая отвезет их в Блэкфрайерс. Над горизонтом на востоке замаячил рассвет.

– Я думаю, можно с уверенностью сказать, что ты пропустил свой комендантский час, – произнесла Кассия.

– О, не беспокойся об этом. Я уже отчитался перед мамой прошлой ночью и рано лег спать. Я сказал, что съел тухлую креветку, и притворился, что меня тошнит, чтобы отбить у нее охоту беспокоить меня по какой бы то ни было причине. Ты же знаешь, как она не любит болезни.

– Но…

Когда она начала говорить, у нее было так много возражений, что Кассия не смогла сузить круг до наиболее уместного и в итоге не сказала вообще ничего. Она была в мрачном настроении – из-за Олливана, из-за самой себя, из-за безумия этой ночи, когда ее без всякой на то причины схватили контрабандисты. Конечно, Олливан оказался среди друзей, потому что это была та удача, которая всегда его преследовала. Потому что, будучи Олливаном Симсом, вы, скорее всего, попадете в руки контрабандистов, которым вы нравитесь.

Она поняла, что он наблюдает за ней, и в его глазах читалось испытующее беспокойство. Кассия прибавила скорость, пока не оказалась впереди него и не смогла притвориться, что его нет рядом.

На какое-то время между ними воцарилась тишина, и Кассия смогла побыть наедине со своими мыслями; мыслями, которые искрились, дымились и угрожали поглотить ее.

– Что-то случилось?

Кассия внезапно убедилась, что услышала два самых быстро приводящих в бешенство слова на свете. Как он мог спрашивать ее об этом? Как он мог находиться в таком блаженном неведении насчет того, насколько ужасен.

– Мне следовало пойти со Львом и Вирджилом.

– Что, прости?

– Я говорю: ничего такого, что могло бы тебя касаться.

Мгновение благословенной тишины.

Она остановилась и повернулась к нему лицом. Олливан, пошатываясь, остановился.

– Ты специально сказал им, что дедушка убьет меня, если узнает, что я в курсе его незаконных сделок.

Это был не вопрос. Но Олливан все равно ответил.

– Конечно. Ты из-за этого расстроена?

– То, что ты сказал… ты был прав.

– Кассия…

Он не выглядел раскаивающимся, но на его лице промелькнуло что-то вроде сочувствия.

– Я знаю, это нелегко слышать, но мне нужно было, чтобы ты это поняла.

– Дело не в этом.

Она покачала головой, пытаясь сообразить, что изначально хотела сказать.

– Я не была удивлена. В смысле я удивилась, но только тому, что твои слова показались мне совершенно логичными. И мне было так… стыдно за себя. За то, что я никогда этого не осознавала.

Олливан ничего не сказал. Затем он тоже покачал головой.

– Ты меня запутала.

Кассия онемела. Она была слишком ошеломлена, чтобы продолжать разговор.

– Просто забудь об этом.

Она попыталась продолжить идти, но Олливан схватил ее за руку и преградил ей путь.

– Нет, подожди, попробуй еще раз. Ты злишься на себя за то, что никогда не понимала того, что… Джупитус торговал на черном рынке?

– Нет.

Ее разочарование нарастало. Она боялась, что заплачет.

– Я думала, что мне суждено либо вечно его разочаровывать, либо заставить его гордиться. И что моя жизнь была бы лучше, если бы он был горд мною, пусть он и тиран. Даже предпочти я не иметь с ним ничего общего, этот вариант все равно был бы лучше. Но это не все. Есть еще такой вариант развития событий, в котором он убивает меня, как и любого другого, кто потенциально представляет для него угрозу. И это так чертовски очевидно. А ты…

Она ткнула в него пальцем, и он отступил назад.

– Ты точно знал, на что он способен, и начал сотрудничать с одним из его контрабандистов. Ты рискуешь не просто разгневать его, а напороться на его клинок. И с тех пор, как ты вернулся, я не могу перестать думать, почему? Почему Олливан был таким безрассудным? Почему он всю свою жизнь был таким бессовестным негодяем? Я всегда думала, что это высокомерие, какое-то глупое желание перехитрить его. Или, может быть, это просто твоя сущность.