Шрифт:
Закладка:
Впрочем, был у писателя Лескова один псих что свое имя не умел дописать — «Константантинтинтантин…» (цитирую по памяти, но смысл ясен?). Словом, как неопознанное явление психики книга меня продолжает волновать. «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда» — в самый раз для пытливого ума на досуге. Вспомнила: «Суггесторы (псевдолюди)»… Есть у меня небольшая книжица, такая желтенькая, во всех киосках продавалась — «Цивилизация каннибалов», с подзаголовком «Человечество как оно есть». Автор — Борис Диденко, последователь профессора Б. Ф. Поршнева и продолжатель его концепции антропогенеза. Не вдаюсь в научную часть, а тем более в геополитические и морально-этические рассуждения автора, мне запомнилась его «занимательная антропология» — он поделил человечество на четыре вида: суперанималы, диффузники, суггесторы и неоантропы. Женщины рассматриваются отдельно, в главе о гибридизации видов. Книжка такая же азартно-мизантропическая и всеядно-публицистическая, как у Проханова, однако бестселлером не стала, хотя читать ее, поверьте, намного интересней, чем «Гексоген». Не потому, что научная или «как бы типа того», но мешает некоторая вменяемость, искреннее морализаторство, различение, добра и зла.
А «самое главное для суггесторов (цитирую Б. Диденко — Н. Р.) — это яркий успех, слава, не важно даже на каком поприще и какого качества, вплоть до Геростратовой. Хотя власть для них приоритетна, однако власть без славы, тайная власть „кардинала инкогнито“ чаще всего их не устраивает… И если суггесторам предоставляется возможность добиться быстрого успеха на альтернативном поприще, то они изменяют своим прежним устремлениям без малейшего сожаления». И еще из той же главы (с. 80): «Суггесторы и суперанималы зачастую отличные ораторы „трибунного типа“. Дело здесь в том, что речь для суперанималов и большинства суггесторов является пределом функционирования их мозга. Многие из них думают только тогда, когда говорят — сами с собой или же при стечении толп». Вот почему я вспомнила антропологию Б. Диденко! Эти бурные, неостановимые потоки монологов у Проханова, непохожие на человеческую речь вообще, не говоря об индивидуальных речевых характеристиках, — что за странность (для опытного писателя)? Ни малейшей заботы о правдоподобии, будто даже назло читающей публике.
Кто из нас не баловался занимательной антропологией, классификацией человеческих типов? Мы когда-то играли в Большую Химию. Вот тот человек из натуральных материалов, а другой — с большим процентом синтетики, а бывает — но редко — весь синтетический. В жизни они попадаются, но описанию почти не поддаются. Вот и для этого «гексогена» нет слов, а формулы я не знаю — знает Большая Химия. Или Большой «Прикол».
А что критика М. Трофименкова обозвали фашистом, так это даже смешно, и выражаю ему сочувствие, так как мы с ним теперь «два берега у одной реки» — кроме нас двоих эту книжку целиком никто не читал. И представляю, чего он еще начитался в жюри «Национального бестселлера». Там же сплошная «энергетика»! Так и хочется крикнуть: «Не влезай, убьет!»
Обломок трех империй
Интервью
Сколько всего сценариев вами написано и сколько из них поставлено?
Поставлено четырнадцать, а написано… трудно подсчитать. Иногда писала совершенно разные варианты, исходя из одной заявки. Примерно двадцать пять.
А по каким причинам — как вам кажется — другие сценарии не были поставлены?
Причины разные, но если вынести за скобки времена суровой и абсурдной цензуры, получится, что сама виновата. Бросала на полдороге, не умела довести сценарий до привлекательной четкости, надоедало, отчаивалась, легко выбрасывала свои труды. Иногда вспомнишь — какой был отличный сюжет, надо бы к нему вернуться — и никогда не возвращаешься. Тем более, другие сделали нечто близкое по теме. Так бывало много раз. Ведь мы работали в очень ограниченном пространстве, и оно все более сужалось. Мы называли это «щель». Смешно вспомнить — даже «Чужие письма» пришлось протаскивать в очень узкую щель, и не все удалось протащить. История наших компромиссов — кому это теперь интересно? Это уже история.
А когда был поставлен ваш первый фильм? Какой опыт вы вынесли из этой работы?
Первый большой фильм был «Крылья», режиссер Лариса Шепитько, а сценарий мы писали с В. И. Ежовым, он был напечатан под названием «Повесть о летчице». С Ларисой мы были ровесницы и дружили еще со ВГИКа. Боже, как мы ссорились, когда случалось вместе работать! До слез. Я часто роптала, я еще не научилась тогда подавлять авторские амбиции, но ходила за ней как тень и получила представление о режиссерской профессии.
С чего для вас начинается написание сценария, каков первоначальный импульс — тема, сюжет, характер?
Пожалуй, с центрального персонажа. Если есть характер, достаточно противоречивый, чтобы о нем было интересно думать, чтобы он не надоел, мог что-нибудь «отчебучить» — тогда дело пойдет. Иногда я поддавалась профессиональным соблазнам — придумаешь интересную фабулу, даже сюжет — вот он весь на ладони, только сядь и прилежно разработай, но нет — сценарий выдыхается, он становится каким-то неодушевленным, если нет Личности. Это можно уподобить легкому флирту и истинной, иногда мучительной любви. Для любви нужна личность, может, и не прекрасная, даже ужасная, но личность.
А вы писали когда-нибудь по заказу?
Что называть «заказом»? Те, что не по душе и не по силам, естественно, не берешь. Прежде я часто отказывалась от заказов, которые могла бы выполнить, а теперь никто ничего не заказывает. Я не стала таким гибким профессионалом, который может все. Но в чужих сценариях разбираюсь — чем они дальше от меня тем объективней вижу просчеты, могу давать советы. В этом смысле я как раз профессионал, прошла большую выучку в кино, способна воспринимать чужое и на бумаге, и на экране.
А писать в соавторстве вы пробовали? Как по-вашему, есть преимущества у тех, кто пишет в соавторстве?
Когда-то пробовала — с Валентином Ежовым, Владимиром Валуцким, Ларисой Шепитько. Но вообще я кустарь-одиночка. Хотя, вероятно, могла бы вписаться в общий сюжет,
