Шрифт:
Закладка:
— Это точно не про маму, — я вскидываюсь от такого предположения. Даже отдергиваю руку.
— Эль, не кипятись. Дай мне договорить, ладно? Знаешь, Кристоф почти так же возмутился, когда я однажды не сдержалась и сделала выпад. Так яростно ее защищал. Ты бы только слышала. Так что нет, он точно не врал. Звонил, пытался ее найти, но тщетно. Телефон был отключен, в общежитие он сам сунуться не рискнул, но отправил туда проверенного человека. Так и выяснилось, что Марисса съехала из комнаты. Куда не знал никто, но о причине отъезда судачили на каждом углу. Потом из слухов узнал и о том, что уехала из города. И сорвался. Даже на свою карьеру полностью махнул рукой. Еле смогла вывести из запоя, пришлось звать врача, ставить капельницу, давать встряску мозгам. Кристоф ожил, начал походить на человека. И в конце концов решился.
— На что? — нагнулась вперед, затаив дыхание.
— Перестать заниматься самобичеванием и начать решать проблемы. Бороться за свое счастье. Он написал заявление об увольнении по собственному желанию. Только отнести не успел. В тот вечер он ведь ехал в аэропорт. Гнал как сумасшедший. Спешил к ней. Хотел все исправить, но… скорость, обледеневшая дорога и… итог ты знаешь. Смерть единственное, что исправить уже нельзя.
В моей голове, кажется, окончательно сложилась картинка. Перед глазами кинокадрами закрутились обрывки такой печальной истории. И все, меня накрыло окончательно. Сев на диван, положила голову к бабушке на колени и плакала, плакала, плакала, выплескивая всю боль, накопившуюся в душе за эти несколько дней.
— Элейн, кончай хандрить. От лежания в постели проблемы не исчезнут. — в голосе бабушки прорезались строгие нотки, но я лишь глубже зарылась в подушки. Нет, я понимаю, что веду себя глупо, но ничего с собой поделать не могу. Из тела словно выкачали всю жизненную энергию. В данный момент я чувствую себя каким-то желе, да и то не первой свежести.
Как долго я в таком состоянии? Какой вообще сегодня день? Не помню, в голове так же пусто, как в заброшенном колодце. Вздыхаю и пытаюсь растрясти непослушный мозг.
Так, к бабушке я приехала в пятницу, это точно. Помню, что после всего услышанного была в таком жутком раздрае, что меня оставили ночевать, не принимая никаких возражений. Еще помню, что утром субботы к нам приезжала миссис Питерс. Я не отвечала на звонки и она забеспокоилась.
В итоге, поддавшись на уговоры бабушки я решила задержаться в столице. Хотя бы до начала декабря. Второго числа должна состояться церемония, посвященная памяти профессора Леклерка. А учитывая, что в этом году исполнится двадцать лет со дня его гибели, то ожидается множество народа. Я не могу пропустить. Не имею права. Да и бабушке нужна поддержка. Хотя, фиговая, походу, из меня группа поддержки.
Первая половина дня прошла нормально. Я перевезла свои вещи из гостиницы в дом и даже проводила миссис Питерс до аэропорта. Она, кстати, обещала договориться насчет меня в деканате на эти пару недель. Лекции и семинары я смогу прослушать дистанционно, а досдать зачеты, тесты и лабораторные уже по приезду.
А вечером… Вечером, так и не дождавшись ни смс, ни звонка от Дэна, полезла в сеть и наткнулась на то, что меньше всего хотела видеть. На его фотографии с какой-то сногсшибательной блондинкой. Нет, все было прилично, никаких клубов-ресторанов. Снимки были сделаны на стройке, возле какого-то бизнес-центра, в офисах. Дэн предельно серьезен и сосредоточен, на лице заметная небритость. Но эта девушка так к нему и липла. Будто колючка репейника. То кокетливо, почти по-семейному, поправляла галстук, то ласково прижималась к плечу. На участке он вообще ее под ручку водил, заботливо придерживая за талию. От вида этих снимков у меня все окончательно оборвалось внутри.
Конечно, если бы не тот его срыв, полные злости слова и абсолютный игнор в отношении меня, я бы не стала заморачиваться на этих фотографиях, но один факт накладывался на другой, создавая отнюдь не радостную для меня картину. Эта девушка явно из его социального круга, на такой он и женится.
А я? Я оказалась лишь постельной игрушкой, диковинкой, которая быстро приелась. Что ж. Я и так знала, что ничем хорошим наша связь не закончится. Но тем не менее решила рискнуть, позволила себе влюбиться. Но в очередной раз все прошло прахом.
Раз за разом прокручивала в голове всю нашу с Дэном историю, потом вспоминала родителей, невольно проводя параллели. Как все началось у них, как закрутилось, что чувствовала мама, о чем думал отец. Что хотел сделать, но не успел? Могло ли все сложиться иначе, если бы папина жизнь не оборвалась в той страшной аварии? А что насчет меня? Так и буду дальше страдать от разбитого сердца, или все же встречу того, в ком наконец вызову ответные чувства? Или по закону подлости все в итоге закончится очередной трагедией?
Эти мрачные мысли затягивали меня словно в сильный водоворот, который грозил с концами утянуть под воду. На меня навалилась жуткая апатия, не хотелось ровным счетом ничего. Лишь в туалет выбиралась по мере сильной надобности, когда терпеть уже не было сил. А все остальное время проводила в кровати, отгородившись одеялом от всего мира. На все вопросы встревоженной бабушки отвечала, что мне нездоровится. Она пыталась меня расшевелить, давала какие-то настойки, пилюли, но ничего не помогало. К еде, которую трижды в день приносила Анна, я почти не притрагивалась. Аппетит отбило напрочь.
И это тянется уже третий день. Да, если память меня не подводит, то сегодня должен быть вторник.
— Элейн, если ты сейчас же не встанешь, то я вызову врача. Будем проводить обследование в клинике.
— Что? Нет, не надо врача, не надо, — от шока я сразу же вылезла из-под одеяла и села, оперевшись на подушки. Никаких врачей, а тем более обследований. С детства ненавижу торчать в больницах. Эти таблетки, уколы, противные процедуры. Да и воспоминания о последних днях мамы наложились. Бессонные ночи в палате, яркие лампы, резкие запахи, звон инструментов, плач, стоны… Брр, нет, ни за что. Не хочу видеть людей в белых халатах и страдающие лица пациентов.
— Вот, уже лучше. — бабушка довольно улыбнулась и села на край кровати. — А теперь расскажи, что тебя гложет. Причем настолько, что ты решила замуровать себя в комнате. И не говори мне про болезнь. Тебя не тошнит, нет никаких симптомов простуды, ничего. И на мигрень не похоже. Что тебя мучает, милая?
— Не знаю, бабуль, столько всего навалилось в последние дни, может… — пытаюсь вывернуться, но под внимательным взглядом стальных глаз обрываю фразу на полуслове, опускаю взгляд и нервно мну в кулаках одеяло.
— Я понимаю, что тебе было нелегко, да и кому было бы на твоем месте хорошо? Но дело не в трагедии родителей, вернее, не только в ней. — бабуля прищуривается и еще раз окидывает меня взглядом. Нервно вздрагиваю, потому как ощущение такое, словно меня просканировали насквозь. — Дай угадаю, тебя тоже успели задеть дела сердечные? Влюбилась?
Резко вскидываю голову и понимаю, что попалась. Отнекиваться смысла не имеет, так или иначе, но из меня все вытащат. Может, и на душе полегчает, если расскажу. А то и правда скоро окончательно сорвусь, если буду продолжать копить все это в себе. Да и лежать как кукле мне уже надоело.