Шрифт:
Закладка:
Когда мы поравнялись с ними, женщина пристально и долго поглядела на нас.
Потом, быстро подозвав извозчика, они уселись в сани и скоро скрылись из наших глаз.
— Ну и мы отправимся восвояси! — спокойно проговорил Путилин.
В тот же день, под вечер, он приехал ко мне переодетый и загримированный самым отпетым золоторотцем.
Обрядив и меня в ужасные отрепья, он протянул серебряный портсигар.
— Эту вещь ты будешь продавать в «Хрустальном дворце», если понадобится.
— Где? — удивился я.
— Увидишь... — лаконично бросил он.
И вскоре действительно я увидел этот «великолепный» дворец.
В одном из флигелей большого дома в Тарасовом переулке, рядом с «Ершами», внизу, в подвальном этаже, висела крохотная грязная вывеска: «Закусочная».
Когда мы подошли к обледенелым ступеням, ведущим в это логовище, нам преградил дорогу какой-то негодяй с лицом настоящего каторжника.
— А как Богу молитесь? — сиплым голосом прорычал он, подозрительно впиваясь в нас щелками своих узких, заплывших от пьянства глаз.
— По Ермилу-ножичку, по Фомушке-Фоме да по отвертке-куме! — быстро ответил бесстрашный сыщик.
— А-а... — довольным тоном прорычал негодяй. — Много охулили?
— Кисет с табаком да кошель с пятаком.
Путилин быстро спустился в подвал, я за ним.
Когда мы вошли внутрь этого диковинного логовища, я невольно попятился назад: таким отвратительным зловонием ударило в лицо.
Несмотря на то что тут было очень много народа, холод стоял страшный. Ледяные сосульки висели на грязных окнах, снег искрился в углах этого воровского подвала.
Только бесконечно меткий и злой юмор воров и мошенников мог придумать для этой страшной дыры такое название, как «Хрустальный дворец»!
В первой конуре виднелось нечто вроде стойки с какой-то омерзительной снедью.
Во второй «комнате», очень большой, занимающей все пространство подвального помещения, шла целая эпическая комедия из жизни преступного Петербурга. Столов и стульев не было почти ни одного. Посередине стояла высокая бочка, опрокинутая вверх дном. Около нее стоял седой старик в продранной лисьей шубе с типичным лицом скопца.
Вокруг него полукругом теснилась толпа столичной сволочи, то и дело разражаясь громовым пьяным хохотом.
— Кто еще найдет, что продать? Принимаю все, кроме девичьего целомудрия, как вещи, ровно ничего не стоящей... для меня, по крайней мере, почтенные дамы и кавалеры! — высоким, пискливо-бабьим голосом выкликал скопец — скупщик краденого.
— Ха-ха-ха! Ах, шут тя дери! — заливалась сиплыми голосами воровская братия «Хрустального дворца».
— А штаны примешь? — спросил кто-то.
— А в чем же к столбу пойдешь, миленький, когда кнутом стегать тебя будут? Что же тогда ты спустишь?..
Новый взрыв хохота прокатился по подвалу.
Но были и такие, которые с хмурым лицом подходили и бросали на дно бочки серебряные, золотые и иные ценные вещи.
Высохшая рука скопца быстро, цепко, с какой-то особой жадностью хватала вещь.
— Две канарейки, миленький...
— Обалдел, знать, старый мерин? — злобно сверкал глазами продающий. — За такую вещь — и две канарейки.
— Как хочешь... — апатично отвечал скопец.
Я не спускал глаз с лица моего друга. Я видел, что он словно кого-то высматривает.
Вдруг еле заметная усмешка тронула углы его губ.
Я проследил за его взором и узнал высокого парня в кожаной куртке и барашковой шапке.
— А вы чего же стоите, миленькие? — вдруг повернулся к нам отвратительный старик скопец. — Имеете что обменять на фальшивые государственные деньги, ибо настоящие-то фабрикуете только вы?
На нас сразу обратили внимание.
Не скажу, чтобы я почувствовал себя особенно приятно. Я знал, что, если заметят наш грим, нам несдобровать или, в лучшем случае, придется выдержать жаркую схватку.
— Ну, ты, сударь батюшка, Христос из «Кипарисового сада», нас не учи, какие у нас деньги. У нас-то деньги кровью достаются, не то что у тебя, обкорналого жеребца!
Глазки скопца засверкали бешенством, но зато эта фраза имела решительный успех среди отверженных.
— Ловко его! Молодчага! Так его, старого пса!..
Путилин швырнул на дно бочки серебряные часы.
— Не возьму! — резко взвизгнул скопец.
— А... а ежели в таком случае сумочку твою да на шарапа я пущу? Ась?
— А-го-го-го! — загрохотал «Хрустальный дворец».
Трясущимися от злобы руками старик схватил часы и вышвырнул Путилину пять рублей.
Это была огромная цифра, попросту говоря — взятка. Старый негодяй испугался угрозы переодетого сыщика и хотел его задобрить.
Когда мы выходили из страшного подвала, около дверей стоял парень в кожаной куртке. Он о чем-то тихо шептался с чернобородым золоторотцем.
«Так, стало, сегодня придешь туда?»
«Приду...»
«Упомни: Расста...»
В эту секунду он заметил нас и сразу смолк.
На девятый день, после довольно обширной прогулки, навестив чуть не двенадцать больных, я, усталый, сидел перед горящим камином. Мысль о моем друге Путилине неотступно преследовала меня. Я думал об этом таинственном отрезании одиннадцати голов. Все трупы вместе с полицейским врачом исследовал и я. Меня поразила одна особенность: все одиннадцать были обезглавлены одним способом: сначала нож втыкался острием в сонную артерию, а затем сильным и ловким движением производился дьявольский «кружный пояс», благодаря которому голова отделялась от туловища.
Утомленный этими страшными бессонными ночами и дневной практикой, я, согретый огоньком камина, задремал. Это был не сон, а так, какое-то кошмарное забытье. Рисовались голые трупы, кровь, отрезанные головы.
Сильный звонок вывел меня из состояния этого полубреда, полукошмара. Я вздрогнул и вскочил с кресла.
Передо мной стоял мой лакей.
— Что такое?
— Так что, барин, какая-то компания подъехала на тройке. Важный, но хмельной купчик молодой желает вас видеть, — доложил он мне.
— Пусть войдет!
Дверь моего кабинета распахнулась. На пороге в роскошной собольей шубе, отороченной бобрами, стоял красавец — молодой купчик. Сзади него во фраках со значками вытянулись два лакея в летних пальто.
— Что вам угодно? — направился я к собольей шубе.
Лицо красавца купчика осветилось веселой улыбкой.
— Помощь нам подать, господин доктор!
— Позвольте, господа, в чем дело? Кто из вас болен? Почему вы все трое ввалились в мой кабинет? Там есть приемная.
Какой-то леденящий ужас и страх под влиянием кошмарного забытья охватили меня.
— Не узнаешь? — подошел ко мне вплотную купчик в собольей шубе.
— Позвольте... Кто вы?..
Саркастический хохот пронесся по моему кабинету.
— Я-то кто? А Ивана Дмитриевича Путилина знаешь?
— Как?!! Ты?!!
— Я. Собственной своей персоной, дружище!
