Шрифт:
Закладка:
— Зато все exif-файлы вычистила. А на старых оставила. Как ты думаешь, не получится за такие дела слупить с нее несколько сотен или хотя бы десятков тысяч, чтобы неповадно было? Нарушение авторского права, нанесение ущерба репутации, упущенная выгода и всякое такое? Или тебе неловко будет? Отношения все-таки.
— Марин, перестань, а? — рявкнул Слава так, что я аж вздрогнула. И добавил, уже спокойнее: — Я себя за глупость сам наказал, не надо еще подкидывать. Орально-церебральный секс в число моих приоритетов не входит.
— В смысле, «не трахай мне мозг»?
— Именно так.
— Окей, — я подняла руки: то ли сдаюсь, то ли умываю. — Только вот Виталику стило бы это показать.
Бросив на меня косой взгляд, Слава быстро закончил пылесосить, сел за стол и минут на двадцать залип в переписку. Я тем временем изучала разновидности вальгуса — в просторечии косточки. Не то чтобы это было мне нужно с практической точки зрения, просто интересовало все, что касалось обуви и человеческих ног. Заодно в очередной раз почитала о пластике лодыжек. Это уже было более насущно. И более печально.
Я смирилась с растяжками, избавиться от которых полностью невозможно, и с мыслью о подтяжке груди. Пока она у меня еще была пусть не идеальная, но терпимая, а что будет дальше — посмотрим. А вот щиколотки… они достались мне по наследству от мамы и бабушки. Не толстые, а широкие. Их невозможно было исправить ни упражнениями, ни массажем, ни даже липосакцией. Только операцией, достаточно сложной и с длительным восстановлением.
Удивительно, я сжилась с булимией, с пожизненной диетой и спортом и со многими другими неприятными вещами, но чертовы лодыжки стабильно отравляли мне жизнь каждый раз, когда я на них смотрела.
— Короче… — Слава закрыл ноут и повернулся ко мне, покусывая губу. — Если завтра-послезавтра бан не снимут, Виталик попытается связаться с администрацией инсты. Если прилетело действительно по жалобам на попертый контент, шанс есть. Хотя тянуться все может долго. Понимаешь, при реальной блокировке все было бы намного проще.
— А так могут элементарно ваш запрос проигнорить. Нет, Слав, я была неправа, она не дура. Нет, дура, конечно, по жизни, но вот тут как раз все просчитала. Если бы залила твои черновики к себе в инсту и пожаловалась, тебя бы наверняка заблокировали по-взрослому. Ты бы написал жалобу с объяснением, все бы разрулилось, и очень даже вероятно, что забанили бы уже ее. А ЖЖ — это другая епархия. И чтобы не разбираться, кто у кого чего попер, тебя просто слегка прижали. Вроде и среагировали, но без особых телодвижений.
— Да, пожалуй. А вот с нарушением авторских прав все сложно. Даже если выпрыгнуть из-под себя и доказать, что изначально это были мои посты из черновиков, которые она по админскому доступу скопировала и утащила к себе, все равно нет прямой коммерческой выгоды. Для нее. А без этого все кисло.
— Погодь! — я аж слюной поперхнулась от возмущения. — Для нее, может, и нет. Но ты-то свою выгоду потерял от таких действий. Рекламодатели тоже не дураки, они охват и прочие цифирьки ежедневно мониторят. И в следующий раз подумают, кому доверить рекламу своих кастрюлек или полуфабрикатов: Славе Лесникову, у которого какие-то мутные траблы, или Маше Пупкиной, у которой траблов нет, а охват, может, и меньше, зато стабильный. А у тебя, небось, каждый рекламный пост сотку баксов стоит.
— Немного больше, — хмыкнул Слава. — От полутора тысяч, — и добавил, глядя на мою обалдевшую физиономию: — Но это не каждый день.
Мда, а я еще от пары тыр на такси отбивалась. Полторы тонны долларов — это у меня столько в урожайный месяц получалось, в пересчете на рубли.
— Круто, — только это и удалось сказать. — Наверно, от ресторана доход меньше?
— Да, меньше. Да и вообще… — он сел рядом со мной на диван, обнял за плечи. — Понимаешь, ресторан мне достался готовым. Только держать его на плаву. Как будто не совсем мое. А блог я поднял с нуля.
— Тогда должно быть еще обиднее, что какая-то коза…
— Обиднее другое, Марин. Точнее, противнее. То, что человек, с которым… — он запнулся, и я закончила про себя: «ложишься в постель». — Человек, который вешается на шею, умоляет не уходить и клянется в любви, через час вываливает в сеть украденные у тебя посты. И ладно бы от злости, на эмоциях. Так ведь еще потом два дня продолжает то же самое. Чтобы конкретно напакостить.
— А ты как хотел? — я потерлась лбом о его плечо. — Есть люди, которым все всегда должны. В частности, быть с ними вечно. Даже если не получилось. А если нет — значит, негодяй, заслуживающий вечных мук в геенне огненной. Это у нее еще возможности были ограничены, а иначе выяснилось бы, что твой блог на самом деле ее, а ты ей должен хреналион денег. И все-таки я не поняла. Ты это так и оставишь? Раз она материальной выгоды от использования твоего контента не получила, то и черт с ней?
— Марина… — Слава посмотрел на меня долгим тяжелым взглядом. — Когда мать тебя кинула с квартирой, ты ведь могла через суд добиться признания продажи недействительной. Реально могла. Почему ты этого не сделала?
— Ну ты и сравнил! — я аж подпрыгнула.
— Я не сравнивал, — покачал головой Слава. — Ясный перец, что мать и женщина, с которой… хоть и спал, но ничего ей не обещал, — две большие разницы. Я просто тебя спросил, почему ты не пошла в суд. Только потому, что противно судиться с матерью? Или по какой-то другой причине? Насчет бизнеса я понял — что отец оформил его на мать и еще на кого-то левого, поэтому по наследству ты ничего не получила. А вот насчет квартиры толком не рассказывала.
Я подумала, что он, кажется, таким образом переводит стрелки и уходит от ответа, но спорить не стала.
— Почему не обратилась в суд? Думала об этом, когда вернулась из Италии. У нас с ней близких отношений никогда не было. Меня убило, уже когда она компанию продала, ни слова не сказав. Хотя прекрасно знала: отец планировал, что я там буду работать. Она ведь потом за этого мужика замуж и вышла. На которого отец половину оформил. Как выяснилось, тот давно ее любовником был. А отец ее любил. Ничего не замечал. Или не хотел замечать, не знаю. Короче, я в эту новую ячейку общества никак не вписывалась.
— Ты, кажется, говорила, они в Штаты уехали? — Слава обнял меня крепче.
— Да. У него там родня какая-то. Ждали полгода после смерти отца, чтобы квартиру продать. Вообще их было две. Наша — большая трешка в «Городе солнца», на тот момент лимонов пятнадцать стоила.
— Ничего себе. Это где такое?
— На Просвете, ближе к Выборгскому шоссе. Целый квартал, считался элитным, когда покупали. А вторая — бабушкина, на Гражданке. Двушка, довольно убитая, но на пять лимонов потянула. Бабушка умерла, когда я школу заканчивала. Мне все время говорила: эта квартира твоя будет. Но не почесалась хоть что-то сделать в этом направлении. Завещания не было, мать оформила на себя. Тут не прикопаешься. А вот с нашей получилось хитро. Отец тоже завещания не оставил, но когда я вернулась в Питер, выяснилось, что написала отказ от своей доли наследства и заявление на выписку из квартиры.
