– Что я должен сделать?

Чувствую, как при звуках собственного голоса у меня по коже пробегают мурашки; я стискиваю зубы.

Ответа нет. Тишина внутри и снаружи; ветер адски хлопает гидроизоляционными листами и тихо завывает в строительных лесах.

Двигаюсь по периметру площадки. Должно быть, Бекс сейчас за строительной техникой, виднеющейся смутной массой.

Вдруг я с ужасом скорее ощущаю, чем вижу силуэт человека, притаившегося у дальнего конца забора. Моргаю и всматриваюсь сквозь хлещущий в лицо снег, ресницы заиндевели и стали тяжелыми. Но разглядеть отчетливо я могу лишь неясную линию тонких деревьев.

Каким-то образом я добираюсь до конца того места, где был наш сад. Помню, как три года назад мы здесь провели с Лорой целое воскресенье, высаживая саженец рододендрона в специальный кислый компост, потому что в обыкновенной земле он погиб бы. Маленький куст безжалостно растоптан.

И тут я застываю на месте. Кто-то недавно здесь побывал. Между двумя деревянными панелями широкая щель.

Я осторожно выглядываю в нее. За забором простирается заросший кустарником пустырь, где я играл в детстве; там сотни мест, где прятались ежи, землеройки и лисы, а также подростки, тайком курившие «травку». Расширяю щель и протискиваюсь в нее. Вне защиты деревянных стен ветер стонет еще громче в высоком вереске. Я иду вперед в кромешную темноту.

Через двадцать метров автоматически останавливаюсь. Впереди с трудом различаю маленький куст с острыми листьями.

Каким-то образом я понимаю, что должен опуститься на корточки перед этим кустом и рыться руками в снегу. Это мне говорит Р.? Я с удивлением обнаруживаю, что земля под кустом рыхлая. Должно быть, ее переворачивали совсем недавно, и я без труда копаюсь в ней руками в перчатках. Но яма получается неглубокой. Чтобы выкопать ее глубже, мне нужен инструмент. Борясь с ветром, я возвращаюсь к щели в заборе. Ближайшая строительная бытовка заперта, но я чуть ли не спотыкаюсь о ржавый железный прут, засунутый под нее. Вытаскиваю его – он кривой, но ничего лучше я не вижу.

И снова, выпрямившись, чувствую, будто за мной наблюдают. Но единственный, кого я вижу, – это Бекс, сосредоточенно склонившийся над чем-то на земле; его желтая куртка светится сквозь пелену падающего снега.

Я возвращаюсь с железным прутом к маленькому кусту, с опаской озираясь по сторонам. Присев на корточки перед кустом, тычу в землю прутом и без труда ворошу рыхлую землю. В двух футах от поверхности натыкаюсь на что-то.

С нарастающим возбуждением я разгребаю землю руками в перчатках и вижу верхнюю часть, судя по всему, большой черной металлической коробки. Ее закопал здесь Р.? Он мне об этом говорил? Это мемориальная капсула?

Я достаю коробку из земли и пытаюсь ее открыть, но в отчаянии убеждаюсь, что она заперта, хотя сам замок хлипкий, игрушечный. Оглядываюсь по сторонам в поисках куска проволоки, которым можно было бы вскрыть замок, затем передумываю и со всей силы бью по нему ржавым железным прутом. Раз, два… После третьего удара замок просто отламывается, и я торжествующе открываю крышку.

И тут я что-то слышу – тихий шаг по снегу, а может быть, это просто инстинкт заставляет меня быстро обернуться. Подняв взгляд, вижу силуэт, движущийся за темными кустами справа.

Хватаю железный прут и быстро пячусь назад, натыкаясь на торчащий из земли корень. Насколько мне удалось разглядеть, это крупный мужчина, также в полицейском жилете со светоотражающими полосами. В щель в заборе я по-прежнему вижу желтую куртку Бекса, но нет и речи о том, чтобы докричаться до него, а телефоны свои мы отключили. Внезапно второй полицейский приходит в движение и быстро бежит сквозь метель туда, где я находился несколько мгновений назад. И у него в руке что-то темное.

Я холоден, спокоен. Впервые я чувствую, что Р. точно со мной. Я больше не один. Я точно знаю, что делать. Быстро делаю шаг вперед и с размаха опускаю железный прут на руку, сжимающую оружие.

Мой противник оборачивается. Но, сбитый с толку, он не знает, где я нахожусь, и смотрит в другую сторону, и его голова оказывается прямо на пути опускающегося прута, я не успеваю остановиться – а может быть, и не хочу, и прут с тошнотворным хрустом бьет неизвестного по затылку.

Ветер швыряет снег мне в лицо. Я почти ничего не вижу из-за боли, вызванной ледяной крошкой, колотящей мне в глаза ружейной дробью. Убеждаю себя в том, что не мог поступить иначе. Это была самооборона. Всему виной то, что в самый последний момент этот человек обернулся.

Я протираю глаза от снега и с ужасом вижу, что у моих ног лежит Бекс. Он лежит неподвижно, снежинки опускаются ему на лицо, а в руке у него не пистолет и не нож, а кусок доски, которым он отдирал от забора деревянную панель.

Рот у него раскрыт, будто он собирался что-то сказать, но, осененный внезапной мыслью, все еще подбирает нужное слово.

Он оглушен – да? Без сознания? Умирает?

Нет, уже мертвый.