Предчувствуя недоброе, я рванул к тому месту, где образовывалась толпа. Подбежал к стоящим плотной стеной людям и протиснулся сквозь них как раз в тот момент, когда несколько человек, в числе которых я заметил Валерия Замшелова, буксировали по воде к берегу чье‐то тело. Выйдя на отмель, они, бестолково толкаясь, подхватили неизвестного, поддерживая голову над водой, потом взяли на руки и, почти бегом вытащив его на берег, уложили на влажный песок. Теперь я увидел, что из воды вытащили Леонида Люстрина. Он лежал безвольно, будто снятый с креста древний римлянин, склонив голову к плечу. Рот был приоткрыт, из него высовывался распухший язык. Глаза закрыты, цвет кожи синий, как у сильно продрогшего человека.

Из толпы выскочила врач Галина Студенцова, упала перед Люстриным на колени, быстрыми профессиональными движениями прощупала пульс на сонной артерии и, очевидно, убедившись, что его нет, приступила к непрямому массажу сердца. Сложив крест‐накрест ладони на левой стороне груди Леонида, она сильными ритмичными движениями стала продавливать грудную клетку, пытаясь завести «мотор» Люстрина. Действовала Студенцова уверенно и даже грубо, но, когда речь идет о жизни и смерти человека, не до деликатничаний. Время от времени она прекращала проводить массаж и, приложившись к открытому рту Люстрина, делала ему искусственное дыхание, сильно и резко вдыхая в его легкие воздух. Затем вновь принималась за стимуляцию работы сердца.

Рядом стоял майор Бурмистров и оттеснял толпу. «Дежавю!» — пронеслось у меня в голове. История повторяется, происходит все то же самое, что и в аэропорту Шереметьево, только лишь с той разницей, что тело лежит не на полу, а на песке, и принадлежит оно не женщине, а мужчине, и окружающие его люди не в повседневной одежде, а в плавках и купальниках. Люди все те же: и врач Галина Студенцова, и полицейский Михаил Бурмистров, и Надежда Ярилова вон стоит, неподалеку худой и длинный «селадон» Гуляев, Валерий Замшелов тут. Все в точности повторялось, за исключением оговоренных мною деталей. И даже точно так же, как и в предыдущий раз, за моей спиной раздался мелодичный голос:

— Это какой‐то ужас!

Я оглянулся — за моей спиной стояла Алина Милушева.

Поддакивать я не стал, и так понятно, действительно кошмар какой‐то.

Наконец Галина Студенцова, отчаявшись заставить работать сердце риелтора, бросила проводить реанимацию, встала и развела руками:

— К сожалению, ничем не могу помочь.

Ну, все как в прошлый раз! Даже не знаешь, что сказать! Второй труп подряд. Толпа разом загудела, причем на разных языках, в отеле отдыхали и русские, и украинцы, и немцы, и турки. Но все предлагали вызвать полицию.

— Отправились уже вызвать! — сказал кто‐то по‐русски.

Тело оттащили в тенек под зонтик, положили на лежак, кто‐то принес одежду Люстрина, и ею прикрыли утонувшего риелтора.

— Что здесь произошло? — спросил я у все еще стоявшей рядом со мной Алины.

— Да я толком ничего не видела, — призналась Милушева и на несколько мгновений замолчала, пытаясь справиться с собой. Ее душили слезы, глаза наполнились влагой, готовой вот‐вот пролиться из них и сбежать по щекам с бархатистой кожей. — Мы пошли поплавать, общество Валерия стало мне порядком надоедать. Да и Надежде тоже, — сделала неожиданное признание Алина. — Я поплавала немного и вышла на берег, а потом отправилась на свой лежак и устроилась под зонтиком. Надя и Валера оставались в море. А вскоре раздались крики, и я подскочила. К берегу стал сбегаться народ. Валерий плыл, что‐то кричал и при этом буксировал нечто тяжелое. К нему на подмогу бросились несколько человек. С их помощью он вытащил на берег, как оказалось, утонувшего Люстрина. Вот и все, что мне удалось увидеть, — закончила свой печальный рассказ Алина, и из ее прекрасных глаз все же выкатились слезинки и сбежали по щекам.

— Понятно, — мрачно проговорил я.

— Мне так страшно, — произнесла девушка, закрывая ладонями лицо.

— Ничего, все образуется, — как умел, попытался я успокоить ее.

— Очень хочется на это надеяться, — пробормотала Алина, размазывая по щекам слезы.

— Ладно, пойдем отсюда, — предложил я, подталкивая девушку в сторону зонтиков. — Нечего возле трупа стоять.

Она покорно двинулась в указанном мною направлении. Уныло потянулись к своим лежакам и остальные отдыхающие. Не так давно оживленный пляж притих, стал пустеть, многие отправились в свои номера. Загорать неподалеку от лежащего трупа желания не было. Загорать топлес на пляже, где отдыхают люди разных конфессий, родители с маленькими детьми и так-то неприлично (но это дело воспитания каждого), а при покойнике тем более, поэтому те две девицы, загоравшие без верхней части бикини, надели их. Над пляжем установилась гнетущая тишина, и даже море, казалось, перестало весело плескаться и омывать волнами пустынный берег.

Вернулась Надежда. Она села на свой лежак, а Замшелов, притащившийся за нею, отправился к зонтику неподалеку и расположился там. Видимо, ему необходимо было побыть немного в одиночестве, чтобы отойти от стресса, вызванного смертью Люстрина, чей труп ему пришлось вытаскивать из воды.

Полчаса спустя приехали двое турецких полицейских: молодые мужчина и женщина в форме — в бейсболках, темных штанах и голубых рубашках с темными погонами, а также подкатила прямо к пляжу карета «скорой помощи». Из нее выбрались двое медработников в белых халатах, тоже мужчина и женщина. Процедуры осмотра места происшествия, освидетельствования медработниками факта смерти, опрос свидетелей наверняка одинаковы во всем мире. Не отличались и турецкие процедуры, проводимые правоохранительными органами и медиками на месте происшествия. Медработники осмотрели труп, сделали какие‐то записи, затем переложили мертвого Люстрина на носилки и с помощью двух парней‐добровольцев из числа отдыхающих в отеле отнесли в «скорую помощь». Автомобиль тут же уехал, а полицейские начали опрос свидетелей, в которые попал Валерий Замшелов как человек, нашедший утопленника.

Поскольку полицейские говорили только на английском и турецком, которого никто из нас не знал, а общаться с ними было необходимо, в качестве переводчицы с русского на английский и обратно выступила Алина Милушева. Из меня же свидетель был никакой, потому что я ничего не видел — ходил в момент обнаружения утонувшего в магазин за защитным кремом, которым, кстати говоря, так и не успел воспользоваться. Поскольку к моей персоне никто интереса не проявлял, я отправился в свой номер, так как близилось время обеда.

Убийство или несчастный случай?

В номере, смыв с себя под душем морскую соль, я переоделся и спустился в столовую. Не стоит, наверное, говорить о том, что настроение было паршивым. Хоть Люстрин и не мой друг, а только случайный знакомый, мужика, разумеется, жалко, ибо