А он не знал.

И не мог объяснить это другим, черт возьми! Потому что никто не послушает, никто не поверит, никто не сможет взять его роль на себя. Остается лишь одно — найти волков первым.

Строй солдат вместе со своим генералом скрылся в ночи на другой стороне плаца, оставив за собой лишь гул марша, и Лир снова поднял глаза к небу, чистому, черному, усыпанному пульсирующими звездами небу. Ветер дул в лицо, заставляя глаза слезиться от ледяных прикосновений.

«Ты была ключом ко всему, но теперь только мешаешь, — сказал Смерон Ане. — Тебе пора умереть, Ластер».

Интересно, землянка уже обо всем догадалась? Поняла, как связаны Лăры, тифонцы и она сама? А главное — почему Мунвард снова живет и дышит? Он так долго врал всем, что не помнит, почему вернулся на землю.

Так долго врал себе.

«Есть кое-кто, девочка, — сказала Ивэйн Мунварду, когда тот оказался среди этих холодных и мертвых звезд. Когда умер. При одном воспоминании Лира бросало в дрожь. — Ты вернешься в мир живых и станешь ей вечным защитником».

Лир выдохнул, медленно и глубоко, надеясь, что память покинет разум, как воздух легкие. Не покинула. Немигающий взгляд золотых глаз Ивэйн по-прежнему яркий, будто та стоит перед Лиром сейчас.

«Ты будешь предан ей, пока я не освобожу тебя от данного тобой слова».

В тот момент Теру казалось это благословением, чудом! Так просто? Помочь какой-то девчонке выжить? Мунвард это может. Конечно, нужно соглашаться, как часто выпадает шанс прожить все сначала, вернуть все, что утеряно? Только чудес не бывает. Боги корыстнее смертных и уж точно куда хитрее. Особенно, когда знаешь, что их не существует, и любой, кого ты примешь за божество, это лишь кто-то, кто видел и слышал, и пробовал чуть больше тебя, кто овладел искусством обмана в совершенстве.

«На любого царя найдется завоеватель», — любил говорить Крейн и всегда требовал, чтобы его еду проверяли на отсутствие яда перед трапезой.

Разве ли не насмешка «богов», что Мунвард погубил тысячи жизней, а теперь Хэллхейту дарована власть погубить еще столько же? Все, за что долго и упорно боролся Мунвард, Хэллхейт получил от рождения. Лир опустил голову и закрыл руками лицо. Или это такой урок, испытание? Возможность исправить старые ошибки и на этот раз всех и впрямь спасти?

«Но Ивэйн не дала мне выбора. Если Аня захочет… я не могу всех спасти».

— Не похож ты на царя, — раздался голос позади. Чарна появилась из распахнутой двери за спиной, подошла и, облокотившись спиной о бордюр, внимательно посмотрела на Лира.

— Отчего же?

Фоморка пожала плечами и отвернулась.

— Не ощущаю в твоей осанке силы, не вижу уверенности в глазах.

— Потому что их нет.

— Раньше были.

Лиру некогда выслушивать сомнения других, у него полно и своих. Демонстративно расправив плечи, он подошел к Чарне, уверенно, властно и близко, так что у нее не было больше выбора, кроме как смотреть на него. Она отчего-то вздрогнула и отклонилась назад, из-за чего ее красные волосы рассыпались за плечами, прямо над перилами балкона, и ветер их тут же растрепал.

Но она промолчала.

— Чарна, ты доверяешь мне? — спросил Лир. С одной стороны, ему хотелось, чтобы она сказала «нет», тогда он сможет перестать врать себе, что в силах что-то исправить. Но с другой… если она скажет «да», может, у него еще и правда есть шанс искупить все грехи?

Однако Чарна сказала кое-что совершенно неожиданное.

— Ты мой царь, — ответила она с лишенной эмоций маской на лице.

— И все?

— А что ты хочешь услышать?

Марширующие солдаты снова вернулись, отбивая каблуками ритм внизу. Кинир снова на них ругался: за недостаточно ответственное отношение к делу или что-то подобное.

«Я хочу услышать, что мы друзья, — думал Лир, глядя в карие глаза Регинслейв. — Что пережили много чего вместе, что знаем друг друга от и до, что верим друг в друга, что…»

— Где Дафна? — спросила Чарна внезапно.

Лир помрачнел, опять вспомнив их с Даф разговор, и тифонку, что представилась Евой, и Аню с Никком — разочарование в глазах каждого.

— Не знаю, — проворчал он и отвернулся, начав расхаживать вдоль балкона, злясь на себя и весь мир. — Скорее всего крушит что-нибудь и ненавидит меня. Или плачет. Но точно ненавидит.

Между ними повисла неуютная пауза. Хэллхейту казалось почему-то, что он сказал что-то лишнее, что-то личное и неправильное. Он покосился на Чарну и понял, что та все еще смотрит на него, задумчиво, точно не решается озвучить какую-то мысль.

— Что не так? — не выдержал Хэллхейт.

— А ты доверяешь мне?

— Конечно.

Чарна медленно покачала головой, эмоций на ее лице до сих пор не было.

— Тогда почему же скрываешь от меня столько всего?

Хэллхейт хотел бы сказать, что не скрывает. Хотел бы промолчать. Хотел бы посмеяться над абсурдностью прошедшего дня и, как в детстве, спуститься сейчас вниз, на этот самый плац, чтобы играть с Чарной в поединок на деревянных мечах до рассвета, пока отец не придет и не выгонит спать.

Но больше никто не придет.

Больше им не играть.

Жизнь стала до абсурдного сложной.

— Ты задумывалась, — спросил Лир, — что я не рассказываю тебе всего, потому что не хочу втягивать в свои проблемы?

— А ты задумывался, что я уже по уши в твоих проблемах, Лир? — парировала фоморка. Сердито. Ну вот, наконец-то эмоции. — Только даже не понимаю, в каких! Я не могу помочь тебе, не зная, в чем нужна помощь, не могу выйти из лабиринта, не зная, что в нем нахожусь.

— Правда некрасива.

— Она всегда некрасива, Хэллхейт! В ложь влюбляются, но правду любят всем сердцем, твои слова, помнишь? Ты сказал их мне, когда я отказывать говорить, откуда у меня шрам на левом бедре. Рассказывай.

Лир вздохнул. Еще раз глянул на небо, надеясь, что холодный ветер опять обожжет лицо и его отрезвит, разгонит мысли и скомандует им построиться, как Кинир командовал солдатами. Но ветер, словно по гнусной насмешке этих самых фальшивых богов, стих.

— Когда я умер… — тихо начал он, не глядя на Чарну. — Когда Мунвард умер, он определенно попал не в рай. Но и не в ад. Там была лишь… пустота, и я готов был на все, чтобы сбежать оттуда. Ты не представляешь…

— Как сложно заглушить собственные мысли, когда вокруг ничего? — Лир нехотя поморщился от того, насколько уверенным, знающим, звучал голос Чарны. Она едва заметно кивнула. — Перестать думать о своих ошибках, о том, что ты сделал не так, что мог сделать бы лучше? Что, по-твоему, я сейчас чувствую, не зная, что происходит с тобой? Мне нечего делать, некуда пойти, а все мои друзья — ты и Тейн — вы заняты своей жизнью.