Шрифт:
Закладка:
Виктор Гюго – Адели, Монтеро, 26 июля 1835 года: «Здравствуй, мой бедный ангел, здравствуй, моя Адель. Как ты доехала?..» Лафер, 1 августа: «Надеюсь, ты хорошо повеселилась…» Амьен, 3 августа: «А ты? Где ты? Что ты делаешь? Как ты поживаешь?..» Ле-Трепор, 6 августа: «Какая это красота – море, дорогая моя Адель. Надо нам когда-нибудь вместе поглядеть на него…» Монтивилье, 10 августа: «Надеюсь, что твое маленькое путешествие пошло тебе на пользу, что ты по-прежнему будешь пухленькой и свежей…»
Адель – Виктору: «Я много думала о тебе, мой добрый и милый Виктор, хотелось бы, чтобы ты был возле меня… Не могу и сказать тебе, сколько волнений я пережила, мой бедный друг. Надеюсь, ты их поймешь и разделишь со мной…»
19 августа: «В общем, если тебе весело, то я за тобой не числю никакой вины. Да и было бы с моей стороны несправедливо жаловаться на тебя, раз ты пишешь мне такие хорошие, прелестные письма…»
Кроткий и простодушный Пьер Фуше, сопровождавший дочь, признавался, что его немного удивляет неожиданное для него согласие между супругами. «По нашем возвращении в Анжер, – пишет он, – Адель нашла несколько писем от мужа. Он путешествует в Бри и в Шампани… Он очень ласков с нашей Аделью, пишет, чтобы она развлекалась, чтобы она думала о нем, чтобы она любила его, и кончает письмо так: „Желаю Пави такую жену, как ты, тогда пусть благодарит Бога…“» Свадьба в Анжу была «пантагрюэлевской». Четыре дня пировали под тентом и на пароходах. Адель, жена знаменитого писателя и очень красивая дама, «восхищала свадебных гостей». Сент-Бёв со слезами на глазах прочитал эпиталаму, слишком длинную, и ее слушали с вежливой скукой. Адель – Виктору: «Когда будешь в Париже, друг мой, напиши ему несколько строк в благодарность за его заботы».
Солнце сияло, поля смотрели приветливо, берега Луары были веселые, но Адель оставалась грустной. Ухаживания ее друга с реденькими рыжими волосами больше не утешали ее в том, что около нее нет мужа. Адель – Виктору: «Глядя на Луару, я говорила себе, что десять лет тому назад я видела ее вместе с тобой. Когда же мы поедем куда-нибудь вдвоем?.. Я старею, мне все приелось, я грущу беспричинно…» Ей надоели и Сент-Бёв, и жизнь, и все на свете. Ревность пробуждает некое подобие любви. Дидина (одиннадцатилетняя девочка) ласково укоряла отца: «Мама иногда плачет, оттого что она не с тобою… Не забывай свою дочку, милый папочка, брось всякие тесаные камни и приезжай к нам, мы тебя очень любим…»
А тем временем Виктор и Жюльетта полностью наслаждались поэзией своего путешествия. Жюльетта – Виктору: «Ты помнишь, как мы уезжали откуда-нибудь и как мы прижимались друг к другу под откидным верхом дилижанса? Рука в руке, душа с душой, мы забывали обо всем, кроме нашей любви. А когда добирались до места, осматривали соборы и музеи и восторгались всякими чудесами, глядя на них сквозь призму чувств, волновавших наши сердца. Сколько шедевров тогда восхищали меня, потому что ты любил их и твои уста умели разъяснить мне тайну их прелести! Сколько ступеней я одолела, взбираясь на самый верх бесконечных башен, потому что ты поднимался впереди меня…» Тут звучит чистейший язык страстной любви. Для Жюльетты эти путешествия создавали иллюзию брака. Для Гюго в них была фантазия, обновление, возврат к дикарской свободе детских лет. Он любил путешествовать без программы и без багажа, любил карабкаться на развалины, делать наброски, собирать цветы, впитывать образы. Жюльетта, умевшая ко всему приспособиться, была идеальной попутчицей для этих вылазок. Вдали от Парижа Виктор Гюго не разыгрывал никакой роли – не был ни пророком, ни инквизитором, был весел, как студент на каникулах. На стенах скверных харчевен он писал проклятия:
В 1835 году путешествие привело любовников в Пикардию и в Нормандию. Куломье – «неинтересная церковь». Провен – «четыре церкви», башня, город разбросан живописнейшим образом на двух холмах. В двух лье от Суассона, в долине, отошедшей далеко от всяких дорог, восхитительный маленький замок XV века – Сетмон. «Если бы когда-нибудь захотели продать его тысяч за десять франков, я бы тебе купил его, милая моя Адель…» Сен-Кантен – «красивый фасад из резного дерева, постройка 1598 года». «А теперь я в Амьене. Тут – собор, уж он-то займет у меня целый день. Просто какое-то чудо!..» Ле-Трепор: «Вчера я и порадовался и погрустил, дорогой друг: порадовался – потому что получил от тебя письмо, погрустил – потому что оно было единственное. Почти сутки пробыл в Абвиле, надеюсь, что успеют прийти еще письма от тебя. Два раза ходил на почту – ничего!.. До скорого свидания, дорогая Адель. Как радостно будет поцеловать тебя…» Что ж, перед нами письма хорошего мужа. Но восторженные эпитеты исходили от человека, который видел все эти картины с другой, с любимой женщиной.
По возвращении Гюго жена его устроилась в замке Рош, а Жюльетта – в деревне Метс. Любовное приключение превращалось в традицию. В 1835 году, в сентябре и октябре, погода была дождливая и ветреная. Жюльетта часто оставалась одна в своей комнате у тетушки Лабюсьер, глядела в окно, как бушует буря, с тревогой думала о своей дочке, которую «мы уж слишком забываем», шила себе капот или перечитывала произведения «своего дорогого». В этом она была неутомима. «Я знаю все твои вещи наизусть. Но всякий раз, как я перечитываю их, мне они нравятся еще больше, чем в первый раз. Так же как твое прекрасное лицо. Я ведь знаю в нем каждую черточку. Нет ни одной пряди в твоей шевелюре, ни одного волоска в бороде, которые не были бы мне знакомы. И все равно каждый раз меня поражает и приводит в восторг твоя красота…» Когда Жюльетта, несмотря на дождь, добиралась до большого каштана, зачастую ее ожидало разочарование – она не находила под ним возлюбленного, не находила в дупле письма: «Если только не разверзнутся все хляби небесные, я непременно пойду к нашему большому дереву, которое оказалось весьма бесплодным для меня в нынешнем году. Оно мне не принесло еще ни одного, хотя бы самого маленького письмеца; с его стороны это большая неблагодарность – ведь я отдаю ему предпочтение перед другими деревьями, красивее и моложе, чем оно. Но, как видно, неблагодарность – основное свойство и деревьев и людей…» Однако время от времени она получала чудесную страницу, которая была для нее утешением и вознаграждала ее за все.
Виктор – Жюльетте
Запомним на всю жизнь вчерашний день. Да разве можно забыть, какая ужасная гроза была 24 сентября 1835 года и сколько радости она нам принесла. Ливень низвергался потоками, листья на деревьях не спасали нас. С них вода, становившаяся еще холоднее, падала нам на головы, ты, почти нагая, была в моих объятиях, ты прятала свое прекрасное лицо в моих коленях и поднимала его лишь для того, чтобы мне улыбнуться, к твоим красивым плечам прилипала намокшая от воды сорочка. Буря не стихала полтора часа, и за это время – ни одного слова, которое не было бы словом любви. Какая ты чудесная! Люблю тебя, моя Жюльетта, люблю так, что не могу и выразить это словами. Какой ужасный хаос вокруг нас и какая сладостная гармония в нас с тобой! Пусть же этот день будет драгоценным воспоминанием до конца наших дней!
