Однако в моем состоянии сейчас абсолютно все мне кажется чужим. Дом, квартира. Даже собственная комната.

Тогда какой тогда смысл во всем этом? Я не знаю как делать вид, что ничего не произошло и вести себя как раньше? Маме нельзя волноваться, а Ник наверняка выставит меня на посмешище, если увидит слабость.

Наверняка же сделает, ведь раньше он был именно таким.

Как продолжать учиться и ходить в универ? Как не реагировать, когда буду видеть его с другой, если одна только мысль уже причиняет боль.

Чем больше размышляю, тем все становится очевиднее. У меня есть только один выход и нелепая парадоксальность вызывает усмешку.

Я смеюсь и останавливаюсь только тогда, когда мышцы лица сводит и не остается сил.

Не глядя на время тянусь за телефоном, пока не передумала.

— Алло, Александр? — это имя для меня теперь как ругательство. Хуже только Ник, — я согласна.

— А… это ты, — сонный голос из недовольного превращается в какой-то насмешливый, — чем обязан в такое время?

Как будто сам не догадывается. Судя по голосу понимает, что я ему скажу.

— Я согласна. — Не верю, что произношу это вслух.

— На что, Аня? — Он как будто специально это делает.

— Учиться заграницей и прекратить отношения с вашим сыном.

Последние слова даются мне особенно сложно. Не могу выдавить из себя его имя, как и не могу сказать, что фактически сам Ник только что все прекратил, а все, что могу я — это позорно сбежать от всего этого.

— Аня, у тебя что-то случилось? — в его голосе ни намека на беспокойство, но разве сказанная фраза его не подразумевает. Я просто поражаюсь лицемерию Ахметовых, хотя думала, что больше просто невозможно.

Хочется сказать все, что я о нем думаю, но я себя сдерживаю. Враг в его лице мне ни к чему, тем более сейчас.

— Вы предложили мне сделку, но у меня тоже будет условие, — игнорирую его вопрос.

— Какое? — тон у мужика сразу же меняется.

— Вы и пальцем не тронете маму и малыша…

— Ну это само собой разумеется. Она моя жена и мой ребенок, — усмехается, а мне вот не так смешно. Для такого как Ахметов нет ничего святого, раз были выдвинуты именно такие условия.

— Если тронете, то я уничтожу вас и вашего сына, — говорю равнодушно. На сердце сейчас выжженная пустыня и поэтому мой голос звучит особенно пугающе. Своей серьезностью, — та репутация, которой вы так дорожили, пойдет на дно.

— Ты мне угрожаешь?

— Предупреждаю, что у меня на вас кое-что есть и меня ничего не остановит, если появится необходимость это использовать.

Ничего не остановит потому, что ничего не осталось кроме ненависти и боли, а это как раз мотивирует поделиться всем со всем миром, но ради мамы я не стану этого делать.

— Раз у тебя такое условия, то и у меня будет еще одно, — я не перебиваю и слушаю, что он скажет дальше, — ты должна уехать как можно быстрее и без лишней шумихи…

— У меня сессия на носу. Я не могу просто взять и сорваться с места…

Слышу как нетерпеливо на том конце трубки он втягивает воздух и как размеренно выдыхает.

— Деточка, ты, кажется, забыла с кем разговариваешь. Все эти мелочи решаемы. Завтра подойди к ректору и он организует тебе экспресс сдачу. Услышала меня?

— Да…

— Тогда спокойной ночи, — и не дождавшись моего ответа мужик сбрасывает звонок явно в приподнятом настроение.

В отличие от меня. Я теперь вообще не знаю смогу ли я заснуть.

Окидываю взглядом комнату, в которой прожила много лет. Глаза начинают слезиться, здесь все такое привычное, все такое мое. Я никогда не думала, что мне придется покинуть свой дом и уехать в другую страну. Подхожу ближе к своей кровати, сажусь, прижимаю к себе своего любимого мишку и втягиваю его запах в ноздри.

Это решение далось мне не просто. Но выбора как такого и не было. Если бы решила рассказать маме, то Александр мог запросто сказать, что ничего подобного мне не говорил и что я сама это все придумала, чтобы их рассорить. Он мог сделать что угодно и как бы ни повернулась ситуация, я бы все равно была виновата.

Если бы рассказала, то разрушила бы мамину сказку, в которой она живет и свято верит, что Александр ее принц на белом коне. А еще не нужно забывать о ее положении и о том, что нервничать ей нельзя, если бы что-то случилось с ребенком, я бы никогда себе этого не простила. И то, что не рассказываю тоже неправильно. Но это сейчас меньшее из зол. Я выполнила свою часть сделки с Александром, теперь его очередь.

И это еще при том, что я ничего общего не хочу теперь иметь с Ником. Даже дышать одним воздухом, кажется, причиняет боль.

Отчасти я рада, что мне удалось закрыть сессию за день, как и сказал Александр. Я понимаю почему он торопит мой отъезд, но в данных обстоятельствах я и сама не против кардинально сменить картинку.

На сбор чемодана вообще уходит минимальное количество времени и из вещей я беру только самое необходимое. Как будто в отпуск собираюсь, а не переезжаю на долгие, долгие годы.

Дорога до дома Ахметовых занимает больше обычного времени. А я и рада, потому что этот дом сейчас последнее место, где бы я хотела быть. Но я должна попрощаться с мамой. Должна сделать все, чтобы она не догадалась о реальных причинах моего отъезда…

Прошло всего несколько дней… Как же это мало для моего бедного сердца, которое все еще кровоточит.

Я не готова увидеть Ника. Не готова снова с ним встретиться. Я больше не хочу испытывать ту боль, которая меня чуть не убила. Она разделила мою жизнь на до и после. Возможно, чертова поездка поможет зализать раны. Время лечит, так же говорят, да? Кривая усмешка появляется на моих губах, да, Аня, ты так и осталась долбанной оптимисткой? Ничему жизнь тебя не учит?

Стоит увидеть дом и сердце моментально падает в пятки. Он теперь всегда будет вызывать во мне чувство страха, ненависти и призрения. Теперь только так. Может и хорошо, что ближайшее время я чисто физически не смогу здесь появляться. Сделаю все возможное, чтобы моей ноги здесь больше не было.

— Анюта, девочка моя, — мама заключает меня в объятия, как только видит. На ее глазах слезы и я сама еле держусь чтобы не расплакаться. Мама мой единственный родной человек. Любимый. Мне придется с ней расстаться и за это я ненавижу ее мужа еще сильнее.

Такое чувство, что Ахметовы за считанные дни лишили меня всего самого ценного.

— Мам, ну ты чего? — вытираю с ее щек слезинки. Еще немного и я сама начну рыдать. Господи, как сдержаться?

— Анют, ты точно уверена? Чужая страна, ты там будешь совершенно одна… Я все никак не могу свыкнуться с этой мыслью. — Мама была в полном шоке, когда узнала. Не знаю, что именно ей сказал Александр, но ему удалось ее немного усмирить. Все-таки несколько дней — это очень мало. Мама еще наивно верит, что меня можно отговорить.