Шрифт:
Закладка:
— Ты совсем не умеешь держать язык за зубами?
— А что? Разве ревнуешь?
***
Маленькая тёмная комнатка, освещённая только одним окном и потускневшей лампочкой под потолком, была достаточно прохладна от недостатка отопления. Но здесь никто и не заботится об участниках и присутствующих. Это как временный штаб, снятое на ночь помещение, чтобы провести незаконный бой, срубить бабла на чужой боли и быстренько разбежаться, пока никто не прознал о махинациях у полиции под носом. Да никто и не думает о безопасности. Если её нет, зачем о ней думать и лишний раз загружать мозг, который пришёл окунуться в подпольные игрушки, покурить, выпить, сделать ставку и утопать в зрелище мордобития и ломания костей. Человек странное существо, которое начинает думать, когда уже что-то произошло, и лишь надеется, что большая часть жопы его обойдёт. Здесь крутятся большие деньги, поэтому почему бы и не потребовать крови за свой счёт. А всё остальное потом, на другой день, другой случай. Потом.
Нэйтену жаль, что именно вторым способом отвлечься от всего, что так давит на него изнутри, оказались эти бои. Именно в том, что он презирает. Презирает этих людей, что брызгают слюной, похотливой толпой в жажде зрелища, как на гладиаторских боях. Презирает собственное желание заработать лёгких (почти) денег. Но что греха таить, каждый, любой человек склонен к капельке (морю) наживы. Кто хочет денег? Все хотят! А в желании количества нулей зависит только от собственной жадности. Что если все эти желания соединить с чувством лёгкого облегчения, когда вся внутренняя тяжесть, боль, обида протекают через кулак, встречаясь глухим ударом о чужое тело? Ничего. Это пустота. Но и это, как экстази — временный эффект, приносящий удовольствие и расслабление после. Да, всё жизненное говно в жизни вернётся, как только разум разъяснится, но этот временный эффект хочется ощутить снова.
А что же Николь?
Николь, Николь, Николь…
Николь — героин. Самый мощный. Она сносит крышу моментально. И, подсев на неё, уже не слезешь с этой зависимости, нуждаясь, каждый раз увеличивать дозу. А попытаешься слезть, тебя сломает. Окажешься бесхребетным существом, которого проще добить, чтобы не мучился.
Это безвыходно. Это бесполезно. Это больно.
Нэйтен быстро ополоснулся водой под краном в туалете. Смыл кровь с костяшек, пот с лица и оголённых участках, а потом и вовсе опустил голову под холодный кран, намочив волосы. Он даже не стал высушивать их, ощущая, как капли скатываются прямо за шиворот, только накинул полотенце на голову, вернувшись в раздевалку, такую же прохладную, как и туалет. Посушив полотенцем по волосам, а затем бросив влажную вещь в спортивную сумку, Нэйтен уселся, пренебрегая лавочкой, на пол, облокачиваясь на старые шкафчики, подозрительно скрипнувшие. Он ощущает, как мурашки под белой футболкой покрыли кожу от прохлады. Прохлада его друг, поэтому не страшно, даже приятно. И если бы не ноющий бок, было бы даже, в общем, сносно. Внешне, не внутри — это два отдельных мира человеческих глубин. Он сам виноват, что проморгал удар коленом по самым рёбрам. Утром, ударив по груше, неправильно развернув кулак, в запястье щёлкнул сустав. Мазями, конечно, он немного сбил дискомфорт, но в руке всё равно неприятно отдавалась боль, стоило неудачно только провернуть ладонь. Да и он не рассчитывал, что противник будет килограммов на десять тяжелее. В совокупности факторов дало результат тяжёлого ушиба по рёбрам и, слава богу, без трещин и переломов. Или просто Нэйтен настолько привык к побоям, что будь там открытый перелом, он на это не обратит внимания.
Он Тёрнершь чувствует, как усталость растеклась по телу, подобно скорости распространения адреналина в крови. Ему даже не интересно, сколько он там выиграл сегодня. Пускай Скот подбивает их бухгалтерию. А ему хочется спать. Он закрывает глаза и думает, что готов проспать здесь, в такой позе до самого утра, наплевав на гомон, доносившийся из зала. Просто не трогайте его.
Входные двери скрипнули, а ему так лень открыть глаза, посмотреть, кого там нелёгкая принесла. Да и пускай, ему всё рано, пускай забирают или оставляют вещи, он так и останется сидеть на полу в самом проходе, до тех пор, пока не насладится сонным чувством, а потом переборет себя, поднимется на ноги, разомнёт затёкшую спину и зад и отправится спать домой. И будет высыпаться вусмерть, до потери пульса, и даже Герда не вытянет его на улицу, чтобы она порезвилась в снегу, выискивая старые палки.
Нэйтен едва не вздрогнул, ощутив порыв тепла от чужого тела, присевшего рядом с ним. Он замер, когда ладонь мягко опустилась на его волосы, а женские пальчики так ловко окунулись в подсохшие пряди. Он знает это тепло. Он знает эту мягкую ладонь.
— Очень больно? — задала вопрос Николь, заприметив, как он периодически придерживается за правый бок.
Девушка села рядом с ним, опустившись на колени. Она посмотрела на лицо — спокойное, расслабленное, без единой складочки от посторонних мыслей. Помнится, когда-то она так же любовалась им, когда вместе лежали на крыше её дома под самыми лучами тёплого летнего солнца. Нэйтен всегда так быстро погружался в дремоту, а она, повернувшись на бок, скользила взглядом по контуру его профиля, хотя так хотелось протянуть руку и погладить белую кожу, кажется, совсем не имеющую свойства загорать. А сейчас она просто не стала сдерживаться, протянув к нему руку, всё так же смотря на бледную кожу и синяки под глазами от усталости.
Он изменился с того времени, как и она сама. Нет прежнего Нэйтена. Нет прежней Николь. Просто уставшие от жизни молодые люди, пытающиеся найти своё место, но заблудились в темноте собственной глупости и упрямства.
— Ерунда, — прохрипел Нэйтен. — Зачем ты здесь?
— Я дала обещание твоей матери присмотреть за тобой. Она переживает за тебя, Нэйтен, а ты вляпываешься в одни неприятности.
Он перехватил её запястье, не больно, но крепко удерживая его, отстраняя от своих волос. Сегодня он ощутил эффект экстази, а теперь ему подсовывают под самый нос героин. Теперь ему страшно — будет передоз. Он открыл глаза, смотря
