Волшебными бенгальскими огнями сгорели эти красивые страницы былой жизни, оставив след лишь в памяти людей. Новые события, пожары и разгромы вписывали в историю выразительные строки; но все так же стоит храм, по-прежнему молодой и нарядный, как четыреста лет тому назад.

Совсем иная, чем в Острове, скромная и незаметная, но, по-видимому, глубоко культурная жизнь протекала в соседнем Петровском Барятинских[148], где сохранился в старинном липовом парке белый дом с колоннами, увенчанный красивым многоколонным бельведером, изящной ротондой под куполом. В залах и парадных комнатах еще целы прекрасно нарисованные орнаментальные, во вкусе классицизма плафоны и панно — достойная декорация для утраченной мебели карельской березы и резного дерева с золочеными резными украшениями, бронзовых и левкасовых осветительных приборов. Все это ушло отсюда и навсегда утрачено... А река под голубым, вечно обновляющимся небом все так же, как в старину, течет ритмичными извивами то среди широких луговин, то стелется лесистым берегом, где точно самой природой подсказано местоположение усадеб и монастырей.

Ниже по течению, в Новлянском[149], сохранился старинный дом стиля барокко, украшенный колонным ризалитом в духе тех дворцов, что украшают усадьбы польских магнатов в западных губерниях и Белоруссии; парки, леса и рощи незаметно сливаются, в просеках или в чаще деревьев мелькают другие помещичьи дома, беседки, искусственные романтические руины...[150] Позабыты имена владельцев, неведомы имена архитекторов, строителей; только в Черкизове, имении князей Черкасских, в группе храмов выделяется церковь-башня, несколько тяжелая по своим формам, во многом близкая к стилю архитектуры московского барокко XVII века. Это одно из самых ранних сооружений Баженова, первая постройка его во вкусе псевдоготицизма, исполненная еще до поездки за границу в начале 60-х годов XVIII столетия[151]. Старый дом не сохранился в Черкизове, об усадьбе и ее владельцах мало упоминается в старинных записях, мемуарах и переписке. И памятью о владельцах поместья являются только, кажется отсюда вывезенные в музей надгробий Донского монастыря, надмогильные памятники двух князей Черкасских, где совершенно необычно, вероятно каким-нибудь неплохим художником школы Рокотова, изображены фреской портреты двух вельмож екатерининского времени в цветных камзолах и кафтанах, в белых париках пудреных волос.

В нескольких верстах от Черкизова Москва-река впадает в Оку. Здесь при устье, на широком просторе полей, стоят, разделенные реками, Голутвин монастырь с интереснейшей оградой XVIII века, украшенной башнями псевдоготики, и другой монастырь (Бобренев. — Ред.), в белых стенах, совсем напротив Коломны, старинного городка с древним кремлем-крепостью. Зубчатые стены, низкие башни-укрепления, где еще сохранились в пролетах ворот опускные железные решетки. Кремль в Коломне кажется более древним, чем в Москве; но некогда именно так выглядела московская цитадель до тех пор, пока не были надстроены башни нарядными и декоративными ярусами сначала Христофором Галовеем, а затем и другими зодчими XVII века. Теперь седая старина Коломны заснула навеки в тиши провинциального городка, живописно раскинувшегося по сторонам берега; обывательские дома, старинные барочные особняки и ампирные постройки прячутся в зелени садов, в кустах сирени и жасмина, цветущей и благоухающей черемухи и рябины. Травой заросли кривые улицы, и если бы не Кремль, трудно было бы поверить в важнейшее некогда значение Коломны как крепости.

Выше по Оке виднеется на высоком берегу, в прорыве деревьев старинный дом усадьбы Дубовицких, впоследствии Губерти, где было не так давно много старины, висели портреты владельцев, писанные Боровиковским, сохранялись интереснейшие библиотека и архив. Верно, отсюда, из окон дома, открывается несравненный вид на безграничные просторы речной долины. А ниже Коломны на том же высоком берегу Оки — другая усадьба, с длинным одноэтажным деревянным ампирным домом, посередине украшенным колонным портиком-крыльцом под треугольным фронтоном.

От истоков до устья, на всем протяжении своем стягивала Москва-река искони деревни, села, города и усадьбы. И думается, нет ей равной реки по богатству и значению памятников старого искусства.

Ока

 Спокойно и величественно течет река, незаметно ширясь и растекаясь в своей долине, принимая все новые и новые притоки. От налетевшего шквала струятся серо-зелеными чешуйчатыми стрелками полоски ряби, быстро обгоняя друг друга; у прибрежных камней всплескивает волна, покачивая просмоленные рыбацкие лодки около развешанных, кружевом кажущихся сетей. А позади на закатном небе громоздятся тучи — синие, лиловые, с огненными, оранжевыми, бледно-зелеными просветами неба. Между ними темной зеленью тянется справа на береговом откосе лес, по необъятным поемным лугам колышется трава, движутся волны по цветущим нивам. Зарницы вспыхивают в небе. Цветет рожь — таково народное поверье.

К вечеру утихает сиверко. Разорванными клиньями повисли тучи; последние косые лучи солнца освещают городок с церквами и колокольнями, с белыми домиками, утопающими в зелени. Городок этот — Касимов. Когда-то был Касимов столицей татарского княжества, когда-то был он аванпостом монголов, беспокоивших отсюда Рязань, грозивших отсюда Москве. Но это было давно, до Грозного. С тех пор же Касимов — мирная и тихая провинция, захолустье, каких сотни и тысячи на русской земле. Тем не менее городок заслуживает внимания, достоин даже справочника-путеводителя по своей старине, не лишенной красочности и своеобразия, может быть, потому, что отпечаток Востока даже сейчас каким-то налетом лежит на его облике.

Сохранилась в Касимове старая мечеть с башней-минаретом, больше похожая на крепостное сооружение; сохранились также приземистые прямоугольные каменные здания, могилы касимовских ханов, архитектурно почти всецело воспринявшие формы русского зодчества. На пыльных улицах дома большей частью деревянные, несущие черты архитектуры ампира, псевдоготики николаевского времени. К ним нередко пристроены закрытые террасы, забранные рамами с цветными — красными, синими, оранжевыми, фиолетовыми и зелеными — стеклами. У иных домов железные водосточные трубы оканчиваются причудливыми мордами фантастических зверей, напоминающих тех химер, что венчают Собор Парижской Богоматери и многие другие средневековые храмы. В церквах неожиданно вырастают красивые и пышные резные иконостасы XVIII века, старинные паникадила; лампады перед иконами, где под записью и окладами угадываются мастерские произведения живописи. Огороженные заборами, позади ворот, сложенных из тесаного камня, ворот часто с колоннами и арками, украшенными каменными шарами, скрыты в зелени садов ампирные дома, дворянские и купеческие, где, конечно, еще сохранились тяжелые кресла красного дерева, неуклюжие комоды, киоты, шкафы с фарфором — гарднеровским, поповским и чуть грубоватым битенинским. На кладбищах, русском и татарском, — могильные памятники, древние, вросшие в землю плиты с надписями, текстами и стихами. Здесь тоже отпечаталась жизнь города за последние столетия.

От косых лучей солнца розовеют колонны дома, золотым жаром загораются стекла