— Именно так.

— Но…

— Ты хочешь, чтобы я просил тебя остаться?

Она кивнула.

— Я не собираюсь удерживать своего друга, — сказал Сима Фэй.

— Друга? Но…

— Прощай, Лу Инь.

В этот миг внутри девушки всё похолодело, как будто она обратилась в ледяную статую.

Сима Фэй повернулся и неторопливо побрёл в другую сторону.

При этом про себя он стал считать:

Один, два, три…

Его план заключался в том, чтобы спровоцировать Лу Инь, чтобы она наконец ответила на его любовное признание (собственно, именно поэтому он назвал её «другом», как бы намекая на разницу между ним и любимым человеком). Тогда бы он сказал, что действительно любит её, и что просит — ибо такова любовь — остаться. С его точки зрения это был единственный филигранный и подобающий вариант просить её отказаться от приглашения Храма Тысячерукой Бодхисаттвы.

В свою очередь сам отказ был страшной, монументальной потерей для них обоих, и тем не менее сейчас у них просто не было иного выбора; по крайней мере у него всё ещё были Система и Гинь. Они с Лу Инь могли сами попробовать отправиться в Небесные берега, хотя это и считалось форменным безумием.

Всё это было неприятно, однако, с точки зрения Сима Фэя, других вариантов у него теперь не было.

Да и этот в итоге не сработал.

Он досчитал до двадцати, но ответа не было.

Лу Инь молчала.

На самом деле она хотела позвать его и броситься в погоню, но почему-то не смогла пошевелиться.

Возможно, Сима Фэй подобрал не те слова; возможно, ему просто не повезло. Ему и так довольно часто удавалось угадывать реакцию Лу Инь и давить на нужные рычажки: наконец пришло время совершить оплошность. Возможно, случайное слово, «несправедливость», произвело на неё слишком сильное воздействие.

Несколько минут девушка неподвижно стояла на месте и смотрела на свои ноги, пока вокруг проводились приготовления к последнему поединку. Постепенно, однако, Лу Инь стала приходить в себя. Она была совсем неглупой. Она вспомнила, что были всего две квоты; затем вспомнила слова Посланницы, когда сказала ей, что старший Сима тоже нашёл удивительный фрукт.

И вдруг она ясно осознала, что именно ей нужно сделать.

Мир несправедлив, повторила про себя Лу Инь, поднимаясь на каменную платформу.

Значит, если она хочет быть полезной для старшего Сима.

Если она хочет быть вместе с ним.

Она тоже должна стать несправедливой.

Лу Инь приподняла глаза на соперницу, девушку в чёрной робе, и крепко стиснула рукоять своего меча…

Глава 57

Дерзость

Зачем?

Именно этот вопрос мелькнул в сознании Цзинь Суаньмо, когда девушка с голубыми волосами приподнялась на арену. Опытный воин способен почувствовать жажду крови даже на расстоянии. Было очевидно, что Лу Инь собирается сражаться. Но почему? Более того, её действия сопровождала некая отчаянная решимость…

Что это? Гордыня? Высокомерие? Ей сказали, что она не победит, и она решила доказать обратное? Дети часто совершают глупые поступки, и в то же время Цзинь Суаньмо казалось, что девочка по имени Лу Инь была если не достаточно умной, то покладистой, чтобы прислушаться к её совету.

Она ошибалась.

— Дура, — хмыкнула Хэнь Фяо. — Остановить турнир?

— … Нет, — после некоторые паузы ответила Цзинь Суаньмо, отражая площадку для поединка своими чарующими фиолетовыми глазами. — Даже если причиной тому было детское упрямство, она должна сама испытать последствия своего решения… Не вмешивайся, Хэнь Фяо. Даже если она будет в смертельной опасности.

— И не собиралась, — ответила служанка. — Она посмела не послушать вашего совета, госпожа. Если она думает, что её спасут… Хм! Это неуважение к противнику.

Цзинь Суаньмо медленно кивнула и вновь опустила свой пронзительный взгляд на каменную платформу.

…

Когда Лу Инь осознала, что именно ей нужно сделать, в её сознании немедленно промелькнули тысячи вопросов: возможно ли это? Если да — каким образом? К чему всё это приведёт и так далее. Они разрывали девушку на части, а затем притихли, стоило ей приподняться на арену, стать против своего соперника и схватиться за меч.

Лу Инь не могла сказать, когда это случилось в первый раз и при каких обстоятельствах — во время спарринга против старшего Сима или же первой настоящей битвы, — но в один момент девушка заимела привычку входить в своеобразный боевой транс.

Стоило ей оказаться на поле боя, и она сразу забывала всё вокруг: из живого человека противник превращался для неё в своеобразную задачу, как те, которые приводились в учебниках счёта, только разрешить которую нужно было не кистью и чернилам, но своим телом, мечом и кровью.

Тревога в такие моменты как бы затихала, уходила на второй план, в бездну голубых зрачков, уступая место пронзительному стеклянному блеску.

Лу Инь посмотрела на Ци Му.

Последняя держала правую руку на своей сабле.

Она попыталась представить, как девушка хватает последнюю и наносит удар; она попыталась представить свою смерть, ибо это, осознала Лу Инь, был единственный возможный исход, если ей придётся встретить такую атаку. Заблокировать её было невозможно. Увернуться — тоже.

Тогда…

Лу Инь обнажила меч, и последний сверкнул в лучах полуденного солнца.

Напротив неё белые руки приподняли чёрную саблю.

Лу Инь попыталась вспомнить прочие битвы Ци Му, её движения, движения её противников, все самые мельчайшие детали. Она вспомнила, что, по словам Посланницы, Ци Му не могла в полной мере контролировать свои силы. Только потому, что каждый раз ударяла насмерть? Или помимо этой была ещё одна, другая причина?

Все её битвы, вдруг догадалась Лу Инь, были слишком долгими. Ци Му всегда побеждала своего противника одним ударом, но до этого момента сражения неизменно растягивались. Почему? А что если ей нужно было время, чтобы сосредоточиться и применить