Почти каждый день я неизменно встречал Рыбкину из универа, и абсолютно каждый раз, стоило только увидеть ее, довольную, несущуюся в мою сторону, мое сердце замирало. И биться отказывалось, пока девчонка не влетала в мои объятия. Такое ощущение, что меня откинуло на добрые два десятка лет с этой рыжеволосой занозой. Я снова стал беззаботным пацаном, покупающим букет цветов на последние деньги.

Да, конечно, денег было не мерено, и благодаря моим замам и великой силе интернета я работал все эти дни на удаленке, но факт остается фактом. Рядом с Рыбкиной я снова начал жить. В полную силу, в полную душу, и полное сердце, которое по десятку раз за сутки сходило с ума.

Впрочем, тело тоже требовало своего, но я был твердо намерен оттянуть момент близости, как минимум, до свадьбы. Иначе батя Влады мне все, что ниже пояса, поотрывает. Ну и, как никогда в жизни, мне хотелось все сделать правильно! Настолько, насколько это вообще возможно.

Однако, как позже оказалось, рядом с Рыбкиной я не только жил, но и превратился в безвольного болвана, которым она с наслаждением теперь всю оставшуюся жизнь может крутить и вертеть, как ей захочется. И понял я это в вечер субботы. Тот день, когда до моего отлета назад в Москву оставались ровно сутки.

Мы как обычно очень много гуляли. Я, Влада и Кася. Кафе, красивые улочки, элегантные люди. Это был волшебный вечер и не менее волшебная ночь, половину которой мы уже провели в брожении по городу.

До дома Влады мы добрались уже с рассветом, и так как время было позднее, а расставаться мне с девчонкой совсем не хотелось в желании надышаться последними часами перед нашей разлукой непонятно, на сколько дней, я проводил ее до двери квартиры. Клянусь, я собирался просто уйти! Уже распрощавшись с девушкой в лифте, и сорвав, офигеть какой, невинный поцелуй с ее губ, больше только раздразнив свой неуемный по ней голод, я собирался ее отпустить. Но оказавшись на этаже, Влада смущенно улыбнулась и вначале не дала лифту закрыться вместе со мной, потянула меня за руку за собой. А потом так же уверенно затянула в полутемную квартиру, закрывая за нами дверь. Щелчок замка прозвучал пугающе громко, а все мои чувства внутри обострились до предела. Желание просто хлестало через край.

– Что ты делаешь, Влада? – спросил, с трудом сдерживая руки, которые невыносимо тянулись к ней. А в венах уже болезненно клокотала кровь. Обнять. Сжать. И сделать своей окончательно и бесповоротно. Хотел. Но нельзя, Жаров!

– Ты же завтра улетишь? – спросила Влада тихонько, подходя ко мне и обвивая руками шею. Привстала на цыпочки, оказавшись так близко ко мне. Маленькая моя…

– Улечу.

– И сколько мы не увидимся? – прозвучало шепотом.

– Я не знаю, малышка, – сказал я, поморщившись, касаясь подушечками пальцев румяных щек, которые горели так ярко даже в темноте коридора. Боится, но все равно делает. Смелая маленькая Рыбкина.

– Я обещаю тебе, что вернусь при первой же возможности, Влада.

Четыре часа полета. Что эти четыре часа, когда в сердце дыра без нее, и дышать не можется?

– Я хочу, чтобы ты сегодня остался у меня… – прозвучало практически неслышно и совершенно точно несмело. – Со мной…

– Влада...

– Пожалуйста, Паша! – а это уже уверенней и громче. – Почему нет? Почему ты все эти дни держал дистанцию? Потому что я не… ну...

– Влада, маленькая моя дурочка, – прошептал я, утыкаясь губами в ее лоб. Сжимая, прижимая к себе, вжимая до невозможности сильно. Внутри пожар, огонь, внутри все беснуется и сходит с ума. Тело хочет ее всю. От и до. К себе, для себя. Но головой я понимаю, что нельзя. Так неправильно, черт!

– Ну, скажи мне, почему нет? – снова шепот, и ее шаловливые пальчики уже пробираются под мою кофту. Едва касаясь, но простреливая так, что в глазах темнее. А по коже прошибает ток.

– Потому что я боюсь накосячить и все испортить, – голос окончательно сдает позиции. А вместе с ним и мои руки, которые, как и руки Влады, отказываются бездействовать. Пальцы путаются в длинных, мягких до одури волосах, обхватывая за затылок, а вторая ладонь сжимает тонкую талию любимой фигурки.

– Ты не уверен в свои чувствах? – новый вопрос, заставляющий бороться с самим собой.

– Уверен, Рыбкина. Как никогда. Я люблю тебя, но Влада…

– Тогда останься. Я хочу…

– Чего ты хочешь, малышка? – спрашиваю, замирая в миллиметре от ее приоткрытых на выдохе губ. – Чего?

– Чтобы ты стал моим первым и единственным мужчиной, Паш…

То, что произошло дальше, не входило в мой, до зубного скрежета правильный план, вплоть до самой свадьбы. Но я пропал. От одного поцелуя и ее тихого:

– Я тебя хочу…

Пропал.

Ощущения ее ласковых прикосновений, нежных, податливых губ и тихих вздохов  отключили разум окончательно. Обнимать, целовать, ласкать и сводить с ума своими прикосновениями, раз за разом наслаждаясь тихими стонами – все это впервые в жизни стало для меня приятней самого секса, который раньше был механически заученным действием. В каждом движении и каждом взгляде так и хотелось кричать: моя. Моя и только моя, Влада. Хотелось любить эту девчонку до бесконечности и подарить всего себя. Стать с ней еще ближе. Максимально близко! Целовать каждый приятный глазу изгиб, обнимать, исследовать руками каждый миллиметр ее идеального тела, пропадать вместе с ней и подарить небывалое наслаждение. Показать, какой она – любовь – может быть космической.

И Влада отвечала. На все мои движения, на все поцелуи отвечала так жарко и пылко, что сомнения в правильности моих действий растворились с первым же ее вздохом, когда мои губы коснулись ее идеальной груди. Когда руки пробрались к резинке трусиков, а с моих губ сорвался рык от того, как это было чертовски приятно.

Смелая, упрямая, капризная, такая честная и чистая непорочная душа, которая, однажды ворвавшись в мою жизнь со своим “дядя Паша”, перевернула ее с ног на голову. Раз и навсегда отвоевала себе огромное место в моем сердце и подарила мне свое. Моя рыжеволосая егоза Рыбкина.

Глава 23. Благословение папы или Жарово-Рыбкинские будни

Паша

Следующее утро после нашей с Владой первой ночи