— Очень приятно…

— Взаимно, — почему-то усмехнулся Малинин.

— А что вызвало вашу усмешку? — едва не вскипел Слащев.

— Потому что вы даже не узнали, с какой целью мы попросили вас приехать — а уже говорите о приятствии.

— Извините, Яков Александрович, — сразу же подавил обмен колкостями Николай Павлович, — господин товарищ Малинин сейчас вкратце изложит цель вашего приглашения, и мы — если вам наши предложения понравятся — обсудим кое-какие детали. Я бы даже предложил сначала выслушать нашего министра, потом возможно вам потребуется какое-то время на обдумывание… мы готовы и подождать, если вы сочтете это необходимым.

— Так я слушаю, — сразу успокоился Слащев, сообразив, что министр посмеялся не над ним, а, скорее, над не очень уместной в данном случае формой вежливости. Ну да, в военное время вежливость выглядит несколько иначе.

Спустя полчаса Николай Павлович снова поинтересовался:

— Вам требуется время на обдумывание? Сами понимаете, ультиматум — это такое предложение, в котором всенепременно должна присутствовать часть «а если вы не примите его, то…», и мы это «то» должны гарантировать.

— Нет, время на обдумывание мне не нужно, я согласен. Конечно, по первой части «того» я ничего умного предложить не смогу, но вы, как я вижу, ее-то как раз продумали до мелочей. А насчет второй — давайте обсуждать детали. У меня будет два вопроса: количество войск и количество пушек.

— Вы упустили по крайней мере четыре других важных вопроса, — впервые с начала разговора подал голос генерал Лебедев, — но мы для того, чтобы обсудить их и, возможно, много других, которые возникнут при серьезной работе, и собрались. Итак, пункт первый: сбор всех сил предлагается провести в Николаеве…

Люди — если их правильно мотивировать (и хорошо кормить, заметил бы Николай Павлович) — творят буквально чудеса. Вернувшийся аж из Франции под влиянием агитации генерала Слащева бывший белый офицер-артиллерист Сергей Павлович Остров то ли из-за ностальгии, то ли просто по дороге «куда-нибудь» приехал в практически родной Порхов, где ему предложили работу на только что созданной машинно-тракторной станции. Почему какая-то Забайкальская республика построила эту станцию на Псковщине, он не спрашивал, а предлагаемая зарплата была вполне достойной, да и работа практически знакомой: во Франции он некоторое время работал в мастерской по ремонту автомобилей и мотоциклов. К тому же и мотоцикл у него имелся: удалось привезти купленный в Марселе немецкий «Вандерер», который сильно помогал ему в сезон быстро добираться в поля для мелкого ремонта тракторов. Почти полгода помогал, а затем мотор у мотоцикла сломался. Кардинально так сломался: при попытке снять для прочистки один из цилиндров неудачный удар по заклинившему болту этот цилиндр расколол.

Беда-печаль, купить такой же цилиндр было негде, и почти что целому мотоциклу оставалась одна дорога — на свалку. Однако Сергею Павловичу пришла в голову другая идея, и местные медник отлил ему новый цилиндр — из латуни, из собранных им после боев за город винтовочных гильз. Токарный станок, работающий от локомобиля, на МТС имелся — и после тяжелой и продолжительной работы мотоцикл снова был готов к поездкам. Правда надежды на то, что латунный цилиндр продержится долго, у него не было, но хоть так…

Начальник МТС, долго приглядывавшийся к развлечениям Сергея Павловича (зима, все равно работы по профилю никакой нет, так что против он и слова не сказал) после того, как мотоцикл снова заработал, задал простой вопрос:

— А ты, ваше благородие, целиком мотоцикл тоже сделать сможешь?

— Здесь — не смогу. Чтобы такой же мотоцикл сделать, станки разные нужны. И литейка чугунная, этот цилиндр хорошо если одно лето выдержит.

— А ты знаешь, какие станки для такой работы потребны?

— Знаю, я же до войны почти успел на инженера выучиться. То есть три года отучился, а что толку? Станков-то нет.

— Это нынче нет, а Николай Павлович, слыхал я, станков мериканских накупил несметно, а куда их пристроить, еще не порешал. Ты это, напиши, какие потребны и сколько нужно будет, а я как раз в Белосток поеду — да и попрошу нам их отправить. Сдается мне, что мотоциклы Республике ой как пригодятся!

— А про литейку чугунную ты уже забыл?

— А про нее я первым делом и подумал. Брат у меня литейщик в Петербурге, но нынче без работы сидит… да там много таких работу ищут. Мы их к нам позовем, в работу возьмем…

— Ну да, конечно. А жить им где, да и станки где, в этом сарае ставить будем?

— Ну жить… ты пока списочек-то пиши, а я с городским головой поговорю.

— Только ты его так не назови случайно, сейчас он председатель горсовета.

— Да и плевать, он мужик свой, мы с ним не одну бутылку… пиши, а я пойду.

Разговор с «головой» получился, очевидно, удачным, да и в Белостоке начальника МТС уважили. Так что станки пришли уже когда стропила клали на выстроенные их плитняка стены «механического цеха». А для питерских рабочих местные мужики (за выполненное уже обещание и их поля весной вспахать) из того же плитняка выстроили четыре больших дома. Из Забайкалья даже стекла для окон прислали, и для домов, и для цехов — по составленному Сергеем Павловичу плану их три должно было подняться.

Поднялись — и в посевной двадцать третьего года мужикам поля пахали уже пять машин с мотоциклетными моторами, которые при определенной фантазии можно было назвать «тракторами» (а цилиндры для их моторов все же отливались пока в Пскове). Но вагранка для литейки была уже почти закончена, еще чуть-чуть потрудиться — и можно мотоциклы уже делать.

Правда у самого его благородия планы несколько поменялись, так что уже ему самому пришлось в Петроград, а затем и в Москву съездить, а окрестным мужикам — еще серьезно поработать. Зато в конце двадцать третьего года заработала ГЭС на Шелони, небольшая, на шестьсот всего киловатт — но если есть электричество, то и станки можно на электротягу перевести, и работать в цехах хоть ночью получается. А желающих поработать — за зарплату, конечно — было хоть отбавляй. Настолько много желающих, что в городе даже свой архитектор завелся. Худосочный и контуженный на голову, к тому же «из бывших» — военный капитан-строитель, и дома он строил по виду казармы напоминавшие — но внутри очень