Шрифт:
Закладка:
– Ты скучала по мне? – толкаю глухо, касаясь пальцами ее щеки.
Сам не могу оторвать от Ю взгляда. Вот и кажется, что у нее такая же проблема.
– Да… – шепчет она, рассеянно оглядываясь на толпу, которая обтекает нас, пока стоим по середине коридора. – Скучала, Ян.
В груди тотчас разгорается костер. Рвано выдыхая, сокращаю расстояние, чтобы обнять ее поверх плеч и вроде как по-дружески притянуть к себе. Стоящий колом член невинность этого действия, конечно, размазывает. Соррян уж, рядом с Ю я не способен держать его в узде. Хватает одного ее запаха, чтобы мою боеголовку раздуло до критических, мать вашу, размеров.
Юния вздыхает и ерзает, но не отталкивает. Обнимает и прижимается.
– Ты дрожишь… – озвучиваю зачем-то.
– Ты тоже, – будто бы защищается она.
– Хах… Да, у меня от тебя пиздец какие судороги. Скоро эпилепсия разовьется.
– Ян… – осуждает мои тупые шутки Ю. И все-таки смеется. – Я могу тебя спасти?
– Только ты и можешь, зай.
– Что же мне для этого нужно сделать? – интересуется, возобновляя зрительный контакт и краснея.
А я смотрю ей в глаза и понять пытаюсь: кажется мне, или они реально стали темнее? Пока я хватаюсь за разбегающиеся мысли, зрачки Юнии расплываются, заполняя едва ли не всю радужку глаз, так и не дав мне возможности определиться.
Наклоняясь, прохожусь губами по коже у ее ушка.
– Если я скажу, ты испугаешься и убежишь.
Это вроде как шутка, и то Ю вздрагивает.
– Ты нашел этого человека? – переводит тему резко.
– Да, – отвечаю коротко.
Не только потому, что разбит ее «задней», но и потому что по делу отца стараюсь особо не распространяться. Сказал ей вчера, куда еду, только чтобы объяснить, почему не можем вечером встретиться. Не хотел, чтобы накручивала себя какими-то глупостями.
– Узнал что-то новое?
– Угу.
– А что именно, не расскажешь? Не хочешь делиться? – догадывается Ю.
И отчего-то расстраивается.
Мать вашу…
Нахожу ее кисть. Сжимая, поглаживаю внутреннюю часть ладони.
– Не то чтобы не хочу. Просто не готов, зай.
– Мм-м… Ни с кем не готов? Или только со мной?
– Ни с кем, да… Но с тобой особенно.
Вроде действую открыто и вместе с тем деликатно, но замечаю, что вновь ее обижаю.
– Потому что не важны мои мысли и чувства?
– Как раз потому что важны, Ю, – толкаю с дурацким нервным смешком. Снова обнимаю, чтобы притянуть к груди и иметь возможность перевести дыхание. – Очень важны. Клянусь, зай.
Она гладит меня по спине. И это простое действие вдруг заставляет меня зажмуриться и прекратить дышать. А спустя пару секунд начать вентилировать воздух часто, шумно и отрывисто.
– Хорошо, Ян. Я понимаю тебя, – шепчет Юния. – Пусть дело твоего папы поскорее возобновят, и… Дай Бог, чтобы все решилось в его пользу.
Я не отвечаю. И, вероятно, грубовато обрываю Ю, когда отстраняюсь. Стискивая челюсти, молча тяну ее в аудиторию.
Ненавижу жалость. А в тоне Филатовой именно она и прозвучала.
До сих пор не знаю, что она думает об аресте моего отца. Считает ли она его виновным? Верит ли тому, что ей внушили родители и общественность? Меня это, безусловно, нехило парит.
Но…
Спрашивать я, блядь, стремаюсь.
Надо бы заговорить, перебить эту горечь и сгладить свое собственное поведение. Но до самой парты Ю я не могу выдавить ни слова. Выпуская ее руку, прячу ладони в карманы спортивных брюк. Усиленно смотрю в надежде, что она замнет эту размолвку.
Однако Юния молчит, пока воздух не пронизывает способная уничтожить абсолютно любую нервную систему скрежещущая трель звонка.
– Сейчас Ольга Валентиновна придет… Будет ругаться, что ты не на месте…
Сглатываю и заставляю себя уйти.
– Когда вы уже перестанете трясти воздух своими ебаными эмоциями? – взбухает сонный Самсон. – Тут половина потока, наблюдая за вами, в режиме лютого стресса. На постоянке. Расстреляйте уже друг друга, что ли… А то пошли на своем сиропе уже на хроническое.
Я настолько на нерве, что не отражаю эту галимую атаку, даже словесно. Молча занимая свое место, подпираю подбородок руками и застываю в оцепенении.
Я ее обидел? Слишком грубо себя повел? Должен извиниться?
Проходит минут десять лекции, а тяжесть в моей груди не рассасывается.
Ян Нечаев: Я тебя *****.
Отправляя это сообщение, вскидываю взгляд, чтобы видеть, как она его прочитает. Замечаю, что в какой-то момент напрягается. Тяжело втягивая воздух, мысленно крою себя матами. Однако стоит Ю обернуться, поток этой ругани резко обрывается.
Мать вашу… Да все обрывается.
Кажется, даже кислород в помещении заканчивается.
Моя грудь раздувается, плечи подрываются, но я бы не сказал, что чувствую хоть какое-то насыщение. Все пространство в груди заполняет перекачанное эмоциями сердце. И бесоебит оно сейчас с исключительным, блядь, усердием.
Сохраняя контакт с Ю, моргнуть не могу. Даже когда белки начинает выжигать, не поддаюсь. Сдвигая брови, морщусь, и на том все, пока она сама не отворачивается.
Юния Филатова: Что под этими звездочками? У тебя опять что-то сорвалось? Или у меня телефон не распознает твой язык?
Ян Нечаев: Хах.
Дернув челюстью, давлю хриплый смешок.
Ян Нечаев: Не сорвалось. Вырвалось.
Ян Нечаев: Уверен, тебя этим словом ни хрена не удивить.
Ян Нечаев: Увы.
Сука… Вот нахуя? К чему сейчас моя ебучая ревность? Разве Ю виновата, что Усманов ей миллион раз признавался в любви и обесценил это долбаное слово для меня?
Юния Филатова: В каком смысле?
Юния Филатова: Можешь написать нормально?
Ян Нечаев: Нет, пока ты со Святом, не напишу. Хочу закодировать тебя от этого гребаного слова. На время. А потом уже… Опьянить и вызвать настоящую зависимость. На века. Готова?
Мать вашу…
Ума не приложу, о чем думает Юния. Но она больше не отвечает. И даже не оборачивается. Откладывает телефон и просто включается в лекцию. Оторопело моргая, наблюдаю за тем, как двигается рука, которой она конспектирует материал.
Да блядь… Хрен я позволю ей вот так вот съехать.
Ян Нечаев: Ты раньше спрашивала, мол, почему называю тебя Ю…
Ян Нечаев: Это не просто сокращение от твоего имени.
Ян Нечаев: Эм…
Ян Нечаев:
