— Вы сами любите говорить и писать, что «политика стоит на первом месте». Я с этим согласен, вы голодали из-за ошибочной экономической политики, а стихийные бедствия — на втором месте…

Тун уклонился от ответа, и я окончательно убедился, что ему было интересно мое мнение, а не сам по себе спор, что он спрашивает для себя.

Мы немного помолчали.

— Может быть, вы еще что-нибудь не понимаете в культурной революции? — осведомился Тун.

— Мне многое непонятно, — сказал я. — Само движение, по-моему, гораздо шире, чем понятие культуры. И мне неясно, проходит ли оно стихийно или по плану и какие у него конечные цели.

Тун улыбнулся и заговорил назидательно:

— Культурная революция — творчество масс, по развивается она в духе предначертаний нашего самого великого учителя, председателя Мао. Поэтому стихийная энергия масс гармонично сочетается с его гениальным предвидением. Вам, — снова снисходительно ухмыльнулся он, — не понять такого с позиций вашей идеологии!

И продолжал уже серьезнее:

— Культурная революция проходит через несколько этапов. Первый осуществляется сейчас, он состоит в сокрушении черного царства, господствующего в КНР уже семнадцать лет. В эти годы у власти стояла КПК, но облеченные властью внутри партии шли по капиталистическому пути и подготовляли перерождение, перемену цвета нашей страны и национальное предательство. Предстоит провести большую борьбу, чтобы сокрушить черные силы. Сейчас задача успешно осуществляется…

— Как вы думаете, когда окончится первый этап? — поинтересовался я.

— Не знаю точно, но думаю, что еще до конца года, — отвечал Тун. — У нас в университете хунвэйбины дали социалистическое обязательство провести суды и определить наказание всем «уродам и чудовищам» до 1 января 1967 года. Я думаю, что мы справимся, хотя работы много. Затем начнется второй этап, когда главным будет созидательная и воспитательная работа, я говорю о распространении идей Мао Цзэ-дуна на всю страну. Каждый человек будет жить в духе идей Мао Цзэ-дуна, и каждое учреждение будет работать в духе идей Мао Цзэ-дуна. Мы изменим нравы, обычаи и привычки, изменим образование и воспитание, изменим государственные органы, выдвинем новых людей. Это будут революционные изменения и новый, революционный порядок в Китае. Сейчас такая работа только начата.

— И долго ли продлится второй этап?

— Трудно сказать, сначала мы думали, что к началу будущего учебного года, к сентябрю 1967 года, он закончится, но сейчас, боюсь, мы не управимся: Китай — большая страна, и работы много. Полагаю, что к январю 1968 года мы закончим его.

— А что же дальше? Каковы перспективы? — спрашивал я.

— Культурная революция совершается впервые в мире, и Китай прокладывает человечеству путь в будущее. Такого не было еще ни в одной стране. Победное шествие идей Мао Цзэ-дуна не остановить никому! Сейчас они овладевают Китаем, а потом распространятся на весь мир!

— И много ли потребуется вам времени? — с усмешкой спросил я.

— Двадцать лет, — сказал Тун, — и твердо заявил. — Через двадцать лет идеи Мао Цзэ-дуна овладеют всем миром. Мы распространим их на весь мир!

— Каким путем?

— Революционным путем, — был ответ.

Мне вспомнились китайские плакаты, устанавливаемые на дорожных поворотах: «Готовьтесь к бедствиям: голоду и войне!»

Утром 2 октября, когда национальный праздник, требовавший соблюдения приличий, миновал, хунвэйбины словно сорвались с цепи. Снова забушевали митинги.

Сидя на скамейке в парке, я слушал исступленную, сбивчивую речь. Оратор — по голосу совсем мальчишка — часто срывался на визг.

— Не верьте кадровым работникам партии! — кричал он. — Пусть они держат ответ перед революционными массами! Товарищи, боритесь с врагами внутри партии, с врагами вокруг себя. Обезвредим мины замедленного действия вокруг председателя Мао! Предатели скрываются внутри партии — смерть предателям! Смерть большим и малым предателям!

Толпа бесновалась. Кто повторял каждый призыв оратора, кто свистел, кто кричал что-то свое, кто топал ногами.

— Да здравствует самое, самое, самое… — тут оратор захлебнулся, — самое наипрекраснейшее красное солнце, наш великий учитель, великий вождь, великий полководец и великий кормчий председатель Мао! Слава, слава, слава!..

Он повторял возглас «Слава!» еще долго, голос утонул, потерялся в вое. Но тут же низкий баритон зарокотал по-деловому:

— Комитет культурной революции нашего университета кишит пролезшими в него членами партии! Они злобные монархисты, консерваторы, враги Мао Цзэ-дуна! Революционные товарищи! Долой комитет культурной революции! Бунт — дело правое!

Боже, что тут поднялось! Крики перешли в вопли, кого-то давили, кого-то били, и вдруг мимо меня пронеслась человеческая лавина.

— Долой! Разгоним! — слышались выкрики среди топота и сопения.

За обедом я узнал, что сторонникам комитета вновь, хотя и не без труда, удалось отстоять его. «Революционное меньшинство», потерпев неудачу, организовало массовое шествие под лозунгом: «Надо начинать с головы!» Перед библиотекой ораторствующий хунвэйбин призывал «идти на горком»:

— Комитет опирается на новый горком, возглавляемый Ли Сюэ-фэном! Они проводят оппортунистическую линию саботажа культурной революции! Долг каждого революционера — не боясь трудностей и не страшась смерти, сбросить Ли Сюэ-фэна, разогнать новый пекинский горком!

Новый горком, подумал я, держится уже пятый месяц. Ли Сюэ-фэн приезжал к нам в университет вместе с Цзян Цин — почему же он впал в немилость?

— Новый горком спелся со старым, — кричала выскочившая на трибуну девушка. — Они берут на работу прежних работников и советуются на дому с членами старого горкома! Новый горком только называется новым, по существу же это старая черпая банда. Долой Ли Сюэ-фэна! Долой новый горком…

Распаленные призывами хунвэйбины покинули университет и выступили колонной в город: громить новый столичный горком.

Блокада здания горкома и митинги вокруг него длились несколько суток, они продолжались и после моего отъезда из Пекина. Хунвэйбины все же добились своего, и вскоре секретарь пекинского горкома Ли Сюэ-фэн был снят. Второй по счету менее чем за год! Третий состав столичного горкома во главе с У Дэ в 1967 году тоже пытались разгонять, но его восстановили, и У Дэ вошел в созданный позднее маоистский «ревком». Но я уже к тому времени не был в Китае.

Я проходил вдоль утренней линейки хунвэйбинов. Сотни юношей и девушек в зеленом армейском обмундировании стояли, разбившись на отряды. По знаку своих командиров они дружно подносили к лицу красные книжечки изречений Мао Цзэ-дуна. Хрипло щелкали слова команды:

— Раскрыть тридцать вторую страницу! Приготовиться!

Приняв положение «смирно», хунвэйбины застыли с раскрытой красной книжицей в правой руке.

Зычным голосом командир прочел заглавие раздела. Следом за ним стали читать хором остальные, четко скандируя слова.

Голоса читающих были невыразительны, лица постно торжественны — отбывалась утренняя повинность. Перед строем хунвэйбинов, рядом с молодыми командирами, сегодня стояли люди постарше, в армейской форме, со