class="p1">Махидиль простилась с Махмудой.

— Теперь я знаю, — сказала Махидиль, присмотревпись к женщинам. — Если не ошибаюсь, вы бабушка Гули, а вы ее мать.

— Ой, сахарные уста твои, доченька. Сразу же и узнала. Ну, как там мое деревце? А мой Надырджан? Ведь и он моя кровинушка! И это вы, наверное, знаете?

— Слышала от Гули... Вы тетушка Рисолат, да? А вы...

Женщина обернулась и так посмотрела на Махидиль, что у нее слова застряли в горле. Тетушка Рисолат подмигнула: не обращай, мол, внимания!

II

Есть такая пословица: «На всякий роток не накинешь платок». В один день по всей трассе разнеслась весть, что у Гульхайри с Надыром свадьба. Свадьба в пустыне — такое не каждый день бывает.

Когда Гульхайри с Надыром решили пожениться, они написали домой письмо. Конечно, это известие, свалившееся на голову, как бревно с крыши, было встречено без восторга. Отец швырнул письмо на пол, тетушка Рисолат прислонилась к стене и замерла. А мать проклинала дочь и кричала: «Что скажут люди, что скажут соседи?.. Уехали в какую-то пустыню и там свадьбу надумали сыграть. Ну, была бы я плохая мать — ладно... А то...»

Что бы там ни было, она решительно собралась в путь, чтобы увезти дочь домой — «даже если бы пришлось всю дорогу тащить за косы». Тетушка Рисолат вызвалась ехать с ней. Раз уж случилось такое, обе решили привезти жениха и невесту домой и свадьбу отпраздновать в кишлаке. Если упрямцы не согласятся, уж тогда мать задаст дочери перцу. Тетушка Рисолат, конечно, против строгостей. Что же делать, если молодые не захотят в кишлак? Можно и в пустыне сыграть свадьбу, а когда вернутся домой, справить другую — настоящую.

Словом, обе женщины спорили всю дорогу. Совсем заморочили голову шоферу. К тому же на нервы действовали ухабы и колдобины, каких они в жизни не видели, и унылый пейзаж. Мать сидела злая, готовая растерзать Гульхайри. Вот в таком состоянии они повстречали Махидиль.

...Приехали, наконец. «Волга» остановилась у дома. Мать Гульхайри положила с краю дороги узлы и села прямо на них.

— Никуда я отсюда не пойду, — заворчала она. — Пусть выходят сюда. Сразу же и уедем.

— Ой, что вы делаете, — взмолилась тетушка Рисолат. — Что скажут люди? Давайте зайдем, прижмем к груди наших детей, а там уж будет видно.

— Если им нужна мать, то пусть идут сюда. С меня достаточно. Я устала, пока добиралась. Они еще не доросли повелевать мной. Совсем отбились от рук! — Она отвернулась, увидев подбегавшую Гульхайри. А от Надыра и вовсе отмахнулась.

Обескураженные молодые люди бросились к тетушке Рисолат.

— Живы ли, деревца мои, здоровы? Ой, кровинушки мои! Раз есть у вас такая задумка, приехали бы домой и спокойно побеседовали бы с нами, а? А то ведь заставили нас проделать такой путь. Не хорошо это, ласковые мои. Совсем обессилели мы, чуть живые доехали...

Молодые растерялись, не зная, что ответить. Наконец, Гульхайри сказала:

— Зря вы беспокоились.

Мать обожгла ее холодным взглядом.

— Вот-вот, разве они уважают старших? Не стой, как столб, передо мной, тащи свои вещи! Мы приехали, чтобы увезти тебя. Ты слышала, что я говорю?!

Она бросалась то на дочь, то на Надыра. Собрала народ. Ничто не могло ее успокоить: ни увещевания тетушки Рисолат, Махидиль, Надыра, ни присутствие посторонних. Закрыв лицо руками, Гульхайри заплакала. А тетушка Рисолат готова была провалиться сквозь землю.

Наконец, с трудом успокоили разбушевавшуюся мамашу.

Махидиль пошла к себе и возле двери встретила Латифа. Весь в пыли, с головы до ног, глаза ввалились.

— Я хотел бы, Махидиль, поговорить с вами, — торопливо, будто опаздывая на поезд, сказал он. — Сейчас я еду с четвертого участка. Положение там очень трудное, Махидильхон, очень трудное. Не сегодня-завтра начнутся бураны. Если зима взбесится, как в прошлом году, мы потеряем почти все, что выиграли от рационализации. Дела у них очень плохи.

— Почему?

— Потому что плох начальник участка. Его нужно снять. Другого выхода нет. Его и предупреждали, и выговор дали, не помогает.

С тех пор как Данияров появился на стройке в качестве главного инженера, кончились простои из-за плохой работы транспорта. Люди сегодня знали, чем они будут заниматься завтра. Правой рукой Латифа стал Гулям-ака. Главный инженер не только доверял ему, но и прислушивался к его советам. Старик просто переродился.

Не ладилась работа лишь на Куиккурганской насосной станции и Куиккурганском водохранилище. Там и пропадал почти все время Данияров. Поэтому Махидиль редко видела его.

— Я вас поняла, — сказала Махидиль. — Вы хотите меня перевести туда?

— Угадали.

— Что ж, — ответила Махидиль, — если считаете, что там я нужней, посылайте.

Латиф облегченно вздохнул.

— Я знал, что вы согласитесь. Спасибо, Махидиль. Чем скорее переедете туда, тем лучше. Только знайте, что берете очень трудный участок.

Махидиль засмеялась.

— Латифджан-ака, вы, кажется, хотите меня запугать?

Там, где строилась насосная станция, стояло три дома. В одном из них разместилась контора строительного участка.

Миловидная девушка стучала на машинке. Подведенные глаза, губы ярко накрашены, туфли на высоких каблуках. Словом, не на работу ходить в таком виде, а на танцплощадку.

— Я догадалась, — сказала девушка, томно посмотрев на Махидиль. — Вы наш новый начальник. Нам сообщили по телефону, что вы приедете.

Кабинет начальника участка чистый, уютный. Цветы в горшках, на окнах белые накрахмаленные занавески. В одном углу холодильник, в другом — красивый шкаф, где в порядке стоят десять-пятнадцать книг. На полу яркий ковер. Махидиль даже растерялась.

— Это же не стройконтора, а шахский дворец!

— Прежний начальник любил уют. Он всегда говорил: «Пусть дома течет крыша, но кабинет должен блестеть, как цветник после дождя», — сказала девушка и спросила: — Какого чаю вам заварить?

— Как какого?

— Прежний начальник велел подавать гостям зеленый чай, а себе черный. А вы какой любите?

— Любой.

Девушка пожала плечами и, постукивая каблучками, направилась к двери.

— Не уходите, — остановила ее Махидиль. — Возьмите к себе в комнату эти