Шрифт:
Закладка:
По сердцу потянуло холодком, стоило только представить, что у Маринки забирают ребёнка. Понятно, что он останется с Оксаной и тестем, но для Маринки это всё равно… Смерти подобно. И я уже сейчас чувствовал эту боль почти физически и знал, что Маринка её просто не перенесёт.
Но разве, это моё дело? Она ведь сделала свой выбор. И не в тот момент, когда ушла от меня к этому ушлёпку, и даже не тогда, когда разбила мне бошку поленом. Это всё ещё как-то можно объяснить. Но то, что бросила меня в этой грёбанной горящей избушке…
…Но вдруг ребёнок всё-таки мой? Нет, ну так, в порядке бреда? Полюбому сразу после рождения нужна экспертиза. Просто так не отстану. И если он действительно мой…
Исключительно из соображений, что ребёнок может оказаться моим, утром следующего дня позвонил Тимуру и распорядился обеспечить Маринке лучшее из возможного содержания и лечения в перинатальном центре. Но только так, чтобы всё выглядело естественно, и не возникало даже мысли о моём вмешательстве.
Однако сам-то я об этом знал. И трудно описать, что со мной творилось, когда думал о том, что, возможно, забочусь о своём ребёнка. О СВОЁМ. Чё-ё-ёрт…
И я просто запретил себе об этом думать. Вместо этого вызвонил управляющего Поволжским филиалом «Птиц» и дал чёткие распоряжения на счёт Наташи: она теперь его личный подопечный номер один. На него ложатся обязанности за контролем её лечения, реабилитации, работе с профильными специалистами, социализации и дальнейшего размещения для постоянного проживания.
А ближе к обеду ко мне вдруг нагрянул Тимур. Видок у него был такой, что я сразу понял: случилось что-то очень плохое.
Я мог бы и позлорадствовать, конечно, ведь вероятность того, что Маринкин ребёнок всё-таки от меня — очень мала… Но вместо этого, понимание того, что и эта беременность окончилась трагедией прибило меня не хуже полена.
— Марина? — задал я вопрос на опережение.
Тимур виновато кивнул. Я, зажмурившись, выругался. Проклятие какое-то… Может, дело во мне? Может, это мой крест — не иметь больше детей самому и не давать их иметь тем, с кем нахожусь рядом? И если бы я так не вовремя не появился в её жизни снова — она смогла бы наконец стать матерью? Жила бы с этим своим хреном, была бы счастлива. Какого хера я полез-то к ней опять? Всё ведь для себя решил — не люблю, и точка. Твою мать, ну зачем?!
— Я, как вы и велели, начал было шустрить по поводу её содержания, — приступил к пояснениям Тимур, — но выяснилось, что Марина Андреевна исчезла.
Я открыл глаза.
— Чего? — Ошарашенно мотнул головой. — Что значит, исчезла? Ты охренел, Тим?! Как? Куда?
— В том-то и дело, что никак и никуда. Всё выглядит так, словно её просто и не было в перинаталке. Вообще. Во всяком случае, концов я не нашёл. И либо я сошёл с ума, потому что лично отвозил её вчера туда и дожидался пока подъедут менты, либо там всё зачищено на таком уровне, что… Что скорее всего я всё-таки сошёл с ума.
Я стоял с открытым ртом… а в душе закипал дебильный, грёбанный ажиотаж. Вот с-сучка… Твою мать, вот сучка-то, а! Непотопляемая. Аж гордость какая-то за неё взяла.
— Но это ещё не всё, — вымученно вздохнул Тимур. — Данила Саныч… Иностранчик тоже исчез. Так же чисто. И я не знаю, что обо всём этом думать, правда.
В больнице провалялся трое суток, но ещё до выписки имел личный разговор с Михеевым, тем самым начальником полиции, который активно помогал мне ещё в эпоху первых розыскных по Маринке.
В этот раз, после её очередного эпичного исчезновения, да ещё и из-под носа у полиции, я первым делом, естественно, сунулся к нему. Он, мягко говоря, охренел от беспредела в своей «хате», и обещал разобраться в кратчайшие сроки. Но чего я не ожидал — так это того, что он среагирует так быстро, да ещё и аж лично ко мне приедет.
— Дань, я тебе сейчас чисто по дружбе, без протокола говорю — дело мутное. Мне без всяких намёков посоветовали сделать вид, что ничего не было. Мне, — многозначительно поднял палец: — Оттуда. Думаю, не ошибусь, предположив, что, если ты начнёшь шуршать в частном порядке, тебя просто закатают. Уж поверь, знаю о чём говорю.
Я даже не сразу нашёлся что ответить, хотя интуитивно чего-то примерно такого и ожидал. Слишком уж красиво и чисто всё было провёрнуто. И даже если бы я и захотел пошуршать в частном порядке — зацепок нет вообще. Абсолютный ноль.
— Криминал?
— Хуже. — И Михеев понизил голос до бубнящего шёпота: — Больше на ГБшников 1 смахивает, и хрен его знает, кто из них конкретно.
— @здец.
— Как-то так. Так что помочь не смогу, Дань. Извини.
Я потом мозг сломал, пытаясь угадать, во что могла вляпаться Маринка. Тимур предположил, что её завербовали в агентуру, например иностранную — отсюда и Густав этот… мутный гадёныш. Версия, конечно, бредовая, но, а что теперь в моей жизни вообще не бред? Тем более, что других версий и не было.
Тестю сообщать не стал. Не то, чтобы это была моя принципиальная позиция — просто данная информация ничего не меняла по сути, а вот сливать её по телефону точно не стоило. Может быть, когда-нибудь, при личной встрече… Он всё равно так же, как и я, ничего не сможет сделать. А вот подставить своих домашних бестолковой суетой — это да.
После выписки из больницы жизнь потекла прежней вязкой рутиной, с той лишь разницей, что теперь, как я ни старался, не мог заставить себя перестать думать о Маринке. Даже наоборот — чем дальше, тем больше места она занимала в моих мыслях. Где она сейчас? Как она? Родила ли? Счастлива ли? Вспоминает ли? Жалеет ли о том, что НАС больше нет? Ну и конечно — чей ребёнок?
Впервые за долгое время не выдержал, достал из архива её фотки. Смотрел в её глаза, на её улыбку и гадал — а могло ли у нас сложиться иначе? В чём моя вина, в чём её ошибка? И что дальше?
Наверное, странно, но вот только сейчас я и задумался по-настоящему — а что дальше? Бизнес, благотворительность — это всё понятно, но лично со мной что? По-хорошему — пора бы начинать новый отсчёт: новая женщина, новые отношения, новая семья. Но для начала всё-таки развестись. И снова начать трахаться. Впервые за полгода, почти впервые за последний год. Имею право, разве нет?
Право имел, а вот желания — никакого.
Документы на развод, теперь уже снова в одностороннем порядке, вторую неделю лежали на углу моего стола. Я смотрел на них издалека и с каждым днём всё отчётливее понимал, что не хочу ничего менять.
Когда мы с Маринкой только поженились, я пошутил, что она крупно попала и развод, если что, получит только через мой труп. А когда, пятнадцать лет спустя, венчались — шпильку мне вернула Маринка: «Ты хоть понимаешь, как попал, Магницкий? Ты теперь мой на веки, и даже на том свете я буду выносить тебе мозг!»
И ведь я действительно попал! Но не в церкви, конечно, а ещё тогда, хренову кучу лет назад, на вокзале…
