− Есть. Он пришёл на встречу с человеком его высочества сегодня на рассвете. Расспрашивал о нас, но узнав, что мы с Джилом в безопасности, сам отказался присоединяться к нам. Передал, что у него найдётся собственное надёжное убежище. Подозреваю, он просто не хочет расставаться со своей новой зазнобой, − дёргает уголком губ Ади.

− Ого, у него новая зазноба появилась? – округляю глаза. – Когда он успел?

− Да недавно. Но уже все уши прожужжал, какая она растакая. У девчонки отец мебельщик. И Вайк попросился к нему в подмастерья, чтобы чаще видеть свою ненаглядную.

− Надо же. А Джил скорее всего поступит в академию скоро, − замечаю, внимательно наблюдая за другом.

− Это было бы замечательно. Он очень умный малый.

− А ты? Как думаешь жить дальше? – подбираюсь я наконец к самому сложному вопросу. – Нельзя же вечно прятаться, Ади.

− У меня нет другого выхода.

− Есть. Ты можешь рассказать мне и принять нашу помощь.

− Не могу, Мираж. Просто не могу, − Адаль вздыхает, часто моргая, чтобы не дать волю слезам. – Я очень ценю твою поддержку. Но не вправе просить помощи у твоей семьи. Не вправе вмешивать тебя в эту грязь.

И вот как пробиться через это упрямство?

− Скажи хотя бы одно… твой враг сэйнарец?

− Нет. Он не сэйнарец. И достать его… я не думаю, что это вообще возможно. Поэтому прости. Я никогда не смогу назвать тебе его имя. И да, скорее всего, всю жизнь буду прятаться.

Сказать, что меня не удовлетворяет этот ответ, это по сути ничего не сказать. Но Адаль твёрдо стоит на своём и я понимаю, что переупрямить друга мне не удастся. По крайней мере, пока что. Ладно, я подожду. Я могу быть терпеливой, кто бы что там ни думал.

После завтрака я предлагаю Ади заняться нашим артефактом. Ну а что? И от переживаний отвлечёмся, и полезным делом будем заняты. Другу моё предложение нравится, так что мы уже вдвоём отправляемся к нему в покои. Там и обустраиваем себе рабочее место прямо в гостиной.

И проводим за работой почти весь день, сделав небольшой перерыв на обед. Нам даже удаётся наконец нащупать решение нашей главной проблемы, то есть воспроизведения двигающегося изображения. За несколько часов у нас с Адаль появляется первое экспериментальное плетение, способное выдать простенькую картинку машущей руки. Но это уже огромный, невероятный просто прогресс. Мы явно на правильном пути.

От друга я ухожу уже ближе к вечеру. Усталая, но довольная.

Однако стоит мне выйти из покоев Адаль, и я сразу понимаю, что что-то случилось. Слишком уж хмурыми выглядят ожидающие меня братья Гур.

− Что случилось? – спрашиваю я, чувствуя, как сердце снова сжимается от тревоги. Набрасываю на всех нас полог неслышимости, чтобы можно было свободно говорить.

− Мы получили письмо от его величества, − отвечает Самад, окинув моё творение придирчивым взглядом.

Уточнять, от какого именно величества, мне нет нужды. Понятно же, что речь идёт о короле Кориме.

− Что он пишет?

− Его высочеству удалось выйти на лидера заговорщиков. Было проведено задержание, королевская янгарда накрыла почти всю верхушку этих так называемых «борцов за традиционные ценности». Его величество приказал нам не отходить от вас ни на шаг, пока идут зачистки. Принц Гедаш до сих пор не найден, и существует вероятность, что остатки этих предателей под его руководством попытаются до вас добраться, чтобы надавить на его высочество Азима.

− А что с ним самим? Он цел? В безопасности? – требовательно смотрю в глаза то одному, то второму. И сразу же замечаю, как меняются взгляды мужчин и мрачнеют их лица.

− Он ранен, − признаёт Самад.

Покачнувшись, я шумно выдыхаю. Быстро моргая, чтобы не расплакаться, запрокидываю голову. Боги дайте мне сил.

− Насколько серьёзно? Можно мне к нему?

− Мы пока не знаем, ваше высочество.

Глава 31

Бывает ли что-то более невыносимое, чем ожидание? Когда ты медленно сгораешь изнутри, съедая себя тревогой и страхом. Когда вскидываешься на каждый шорох, на каждый звук, взгляд, магический всплеск, надеясь узнать наконец, что с любимым человеком… и до панической дрожи страшась этого знания. Готовая пешком бежать к нему, но вынужденная просто… ждать.

Переговорив с Самадом и Эльчином, я сразу же направилась к Тайрэну, надеясь, что может у него уже есть какие-то сведения от нашей разведки. Но ничего нового о состоянии Азима он мне сообщить не смог. Вся информация о принце Босвари и его участии в раскрытии заговора против короля Корима, оказалась полностью закрыта.

Я всё это слушала, кивала, заставляла себя как-то держаться, а внутри просто билась в истерике, чувствуя, как неотвратимо затягивает душу отчаянием. Здравые мысли о том, что вся эта засекреченность нужна для безопасности Азима, на меня уже не действовали. В моём измученном сознании рисовались картинки одна другой хуже. Казалось, что если мне не говорят ничего, то всё очень-очень плохо. От тоски просто выть хотелось.

В конце концов брат не выдержал моих эмоций и сам написал Кориму напрямую, сообщив, что ради психического здоровья сестры, требует правдивой информации о состоянии принца Азима.

Его величество ответил практически сразу. И в своём послании, хоть и кратко, но уверил, что ранение его племянника не смертельно. А ещё обещал дать знать, когда мне можно будет приехать в Босварию.

Дышать стало чуточку легче. Я нашла в себе силы унять эмоции и настроиться на столь ненавистное для меня ожидание. Словно заморозила себя изнутри, живя лишь одной мыслью – Азим жив, скоро мы будем вместе. У нас всё будет. Счастье, любовь, долгая совместная жизнь. Надо только дождаться.

Так прошло ещё два дня. Превратившиеся для меня в целую вечность. Тягучую, словно смола, зыбкую, словно туман, горькую, как дым.

Братья Гур не отлучались от меня ни на миг, полностью потеснив остальную охрану. То один, то второй, то оба вместе, они сопровождали меня везде, присутствовали, когда ко мне приходили друзья, или когда я ходила к Адаль, чтобы забыться в нашей общей работе, проверяли мои покои, когда я туда возвращалась. Странно ещё, что в спальне и ванной комнате не пытались стеречь.

Вот и сейчас Самад стоит у двери, скрестив руки на груди, и очень внимательно наблюдает, как мы с Ади вносим последние штрихи в запечатлевающее плетение. Обе половинки нашего творения, запечатлевающий и воспроизводящий