однако уже 13 апреля Генрих IV приказал своему главному прокурору полностью прекратить сеансы экзорцизма. Марта все это время продолжала оставаться в тюрьме, где ее посещали толпы народа[1062]. В столице Франции, по словам очевидца, не говорили ни о чем другом кроме одолевавших девушку демонов: местные священники в своих многочисленных проповедях выступали против вмешательства светских судей в религиозные дела и заявляли, что «предпочли бы скорее, чтобы Париж и все его мосты оказались разрушены, чем была бы потеряна хоть одна [невинная] душа»[1063].

Ситуация становилась настолько напряженной, что 3 мая 1599 г. Генрих IV обратился с личным письмом к своему врачу Мишелю Мареско (1539–1605)[1064], входившему в самую первую комиссию, осматривавшую Марту. Монарх просил незамедлительно записать и издать в виде отдельной брошюры впечатления медика от данного визита, дабы общественность получила, наконец, ясный ответ, является ли поведение девушки признаком одержимости или же все это – сплошной обман (imposture)[1065]. (Илл. 48)

Мареско исполнил приказ своего короля[1066]. Его «Правдивые рассуждения о Марте Броссье из Роморантена, притворяющейся одержимой» были опубликованы практически сразу после того, как Парижский парламент вынес решение по ее делу. Согласно данному постановлению, Марту, ее отца Жака Броссье, а также ее сестер Сильвину и Мари, в сопровождении лейтенанта Николя Рапена следовало выслать в их родной Роморантен[1067]. Там девушка должна была оставаться под надзором семьи и никуда не отлучаться из города под страхом смертной казни[1068]. Иными словами, Марту осудили как уголовную преступницу, признав ее обманщицей и мошенницей и отказав ей официально в праве называться одержимой.

Текст приговора парламента, датированный 24 мая 1599 г., был включен Мишелем Мареско в текст его «Правдивых рассуждений», где он занимал последние несколько страниц, подводя своеобразный итог всему сказанному. С одной стороны, это свидетельствовало о том, что автор знал о принятом решении до окончания работы над трактатом (в его заключении присутствовала соответствующая отсылка к тексту приговора[1069]). С другой стороны, можно, вероятно, предположить, что данное сочинение не заставило себя долго ждать, тем более, что опубликованы «Правдивые размышления» были Мамером Патиссоном, «постоянным королевским издателем», как значилось на титульном листе трактата[1070].

Свой небольшой трактат Мареско начинал с заявления о том, что «вера» (foy) и «доверчивость» (credulité) – суть разные явления, и история Марты – лучшее тому доказательство[1071]. Он честно признавал, что мнения столичных интеллектуалов об этой девушке разделились, и никакие повторные проверки не смогли привести их к согласию[1072]. Однако, с его точки зрения, все слова и действия Марты указывали, без сомнения, лишь на «обман и мошенничество» (imposture et feintise), творимые ею[1073]. Для Мареско, как для опытного врача, было совершенно очевидно, что девушка не страдала ни эпилепсией, ни истерией, ни меланхолией, ни сумасшествием, т. е. заболеваниями, которые вызывали у человека обмороки, конвульсии, потерю веса или спутанность сознания[1074]. Тем более, не являлась она одержимой, поскольку все известные автору признаки этого недуга (умение изъясняться на иностранных и древних языках, знание прошлого и будущего, наличие меток дьявола на теле жертвы, нежелание или невозможность подойти к причастию, способность к левитации, черный язык и текущая изо рта слюна[1075]) либо отсутствовали у Марты, либо не вызывали доверия. Так, на все вопросы, заданные ей на латыни, по-гречески или по-английски, она отвечала по-французски или просто отмалчивалась[1076]. Она спокойно позволяла вложить себе в рот частицы святых реликвий, но отталкивала обычную шапку, протянутую ей одним из докторов теологии, вызванных для ее освидетельствования[1077]. Несмотря на просьбы собравшихся, она не смогла подняться в воздух, заявив в свое оправдание, что именно в этот момент демон покинул ее тело[1078]. В отличие от других известных Мареско одержимых Марта выглядела здоровой и упитанной особой, а ее вызывающие изумление у окружающих конвульсии не сопровождались, как того следовало бы ожидать, учащением пульса и дыхания или изменением цвета кожного покрова[1079].

Таким образом, личный врач Генриха IV приходил к выводу, что в поведении его подопечной не наблюдалось никаких отклонений, которые нельзя было бы объяснить естественными причинами[1080]. Ее гримасы и ужимки являлись, с его точки зрения, не более чем притворством, на которое был способен любой придворный лакей или ярмарочный фокусник[1081]. Марта «прекрасно изображала» одержимую, тем более, что она занималась этим целых 15 месяцев, в течение которых ее семья возила ее из города в город «словно циркового медведя или обезьяну»[1082]. Мареско полагал, что подобную манеру поведения девушка усвоила из популярных книжек об одержимых, действия которых она просто копировала[1083]. Не пытаясь ответить на вопрос, какие цели преследовала сама обманщица[1084], автор «Правдивых размышлений», тем не менее, замечал, что первым в выдуманную одержимость дочери поверил ее отец, который сумел удачно использовать ее состояние для собственного заработка: он предлагал желающим задавать Марте вопросы об их прошлом и будущем, а за ответы брал деньги[1085].

Важно отметить, что само явление одержимости Мареско при этом ни в коем случае не ставил под сомнение[1086]. Тем не менее, поведение своей героини он расценивал как уловку – причем уловку крайне опасную, поскольку девушку начали использовать в своих интересах противники короля, нарушая тем самым Божественные установления[1087]. Марта не просто заставляла окружающих верить в «ложные чудеса» (faulx miracles), она провоцировала «брожение в умах», которое необходимо было как можно скорее прекратить[1088]. Однако представители церкви пытались противоречить своему монарху, они хотели доказать, что данный случай лежит вне компетенции светских судей и может быть рассмотрен лишь в рамках церковной юрисдикции[1089]. Иными словами, личный врач Генриха IV прямо указывал на политический, вернее, политико-религиозный подтекст данного дела, в котором не было «ничего демонического, [но присутствовали] очень много мошенничества и самая малость болезни»[1090].

В ответ на сочинение Мишеля Мареско были изданы два трактата, принадлежавшие перу уже упоминавшегося выше Пьера де Берюля – «Трактат об энергуменах» и «Рассуждение об одержимости Марты Броссье»[1091]. В них, как и следовало ожидать, отстаивалась точка зрения церкви: и данный случай, и подобные ему дела объявлялись автором не политическими, но религиозными, а потому подпадающими исключительно под церковную юрисдикцию[1092]. (Илл. 49) Своего противника де Берюль именовал «либертинцем от религии» (Libertin de Religion), заявляя, что его вера «далека от католической» (sa creance peu catholique)[1093], а сам он – «старая обезьяна», которую выставляют на театральных подмостках,