И зашлись волки радостным воем. Закричали те, кто в людском обличьи похватал мечи и топорики. И даже Святослав подхватил этот радостный клич. Только Матерый подошел к нему да мотнул своей седой мордой.

— Вы ж это? Чего сразу-то не сказали?

— Да мы и не знали, — пожал плечами Святослав.

О матери Власовой он знал мало. Сам друг говорил, что матери не стало, когда он совсем малым был, так что и не помнил ее даже. Тогда-то отец забрал его к княжьему двору и стал ремеслу обучать, а потом и вместо себя оставил. После кончины княгини они со Святославом и сдружились, знакомая потеря позволяла молчать в компании друг друга без чувства жалости. Это-то он и пересказал вкратце Ольге, пока их в сопровождении самой близкой свиты Горданы вели в отдельный шатер. Влас все-таки обернулся человеком, но вел себя — щенок-щенком. Скакал вокруг княгини, чуть не приплясывал, все сравнивая величавую женщину с расплывчатыми пятнами своих воспоминаний. Общего у них было немного, разве что глаза да волосы, но Гордана все равно умилялась этому бородатому малому, как младенцу. Приговаривала: «Мелковат, конечно, но силой в батюшку своего».

Свят попытался было нагнать княгиню, но верная свита остановила его предупреждающим рычанием и клацаньем зубов. Завели их с Ольгой в шатер, принесли горячей еды и питья и строго наказали княгиню не беспокоить до праздника по случаю возвращения сына.

— Это что же, получается, он как ты? — улыбнулась Ольга, когда все ушли, оставив их со Святославом у потрескивающего очага. Святослав удивленно вскинул брови. — Ну, тоже князь.

— Получается, так, — кивнул юноша. — Кто б мог сказать?

— Выходит, без слуги домой вернешься, — покачала головой она. — Зато с невестой.

— Если получится. Не хотелось бы задерживаться тут. А если и Влас тут останется, то обратно добираться будем долго, — вздохнул князь, глядя на свою спутницу через пляску огней в очаге. Шатер был небольшой, огонь, разведенный в яме прямо в земляном полу, плясал на поленьях, а дым выходил в дыру в крыше. Быстро стало жарко, и Свят сбросил теплый кафтан на лежанку, которую ему наспех соорудили из нескольких подушек. За спиной у Ольги лежала такая же. Девушка разложила на ней теплое облачение, а сама осталась в штанах и рубахе, сидевших до того ладно, что глазом нельзя было не зацепиться.

— Думаешь, Влас бросит тебя и останется здесь? — спросила Ольга, вырывая его из раздумий. Свят вдруг понял, что несколько мгновений рассматривал свою спутницу и даже успел решить, что не так уж и похожа она на Дану. Мягче черты у дочери. Добрее. Оттого и смотреть приятно.

— Не знаю, — честно ответил он. — Но если решит оставить, я пойму. Не буду зла держать.

— Многие тебя оставили? — Ольга горько улыбнулась. Свят неуютно поежился. Так его еще никто не спрашивал. Ольга быстро исправилась. — Это не мое дело. Меня вот никогда не оставляли. Я всегда одна была, разве что, батюшка-Кощей всегда был рядом, но так… пока очередная Василиса не появится. А сейчас и он меня сосватать хочет из-за этой… невесты.

Свят поджал губы и попытался выдавить улыбку.

— Может, он и передумает, когда мы вернемся.

— Да, ясное дело! — отмахнулась Ольга с напускной легкостью. — Это ж батюшка. Он как что решит в сердцах, так на следующий день и передумает.

— А сама ты чего хочешь? — спросил Свят, невольно чувствуя укол совести. У него такого никто не спрашивал. Но княжьему сыну и хотеть-то много не положено. Вместо желаний есть долг, обязанности. Все желания передавай кухарке да жене, которых для тебя выберут, если сам нерасторопен будешь.

Ольга всерьез задумалась над его вопросом. А чего она сама хотела? Было что-то, желание, что мучило ее большую часть жизни, почти каждую минуту. Хотелось ей быть нужной. Не зачем-то, а просто. Не книги приносить или воронов в башне кормить, когда старые кости ноют от перемены ветра, а просто нужной. Не как вещь. Ольга не знала, как это описать. Вот, чтоб кому-то — конечно, в первую очередь, батюшке — было интересно, как она, весело ли ей, и чего она хочет. Но такие вопросы батюшка задавал только когда что-то было нужно от Ольги ему самому.

— Не знаю даже, — пожала плечами Ольга. — Мир посмотреть.

Святослав кивнул, будто поверил.

— Может, сосватаюсь за ветер какой-нибудь, который через тридевять земель летает, — продолжила она.

— Или за волка, которому никакие расстояния не страшны, — подхватил Святослав. Ольга шутливо покачала головой.

— Не люблю браки дипломатические, от них отказаться труднее. Я б по любви выйти замуж хотела.

— Кто б не хотел, — вздохнул Святослав. Ольга удивленно вытянула шею, глядя на него поверх пляшущих лепестков огня.

— А как же ты с госпожой… то есть, просто Милорадой? Разве ж не любишь ее? Она ведь хороша собой, умна… что еще ты там про нее говорил? Колдовством своим твое княжество спасла.

— Ладно, это уж мое дело, — попытался закончить разговор Святослав. Ольга уткнула руки в бока.

— Нет уж, ответь, князь. Чего вам, мужчинам, надо? Неужели тебе чего-то не хватает? Я ж изведусь! Какой должна быть девица, чтоб ее просто можно было по любви женой своей назвать? Красивой? Умной? Мудрой по-женски? Мастерицей у очага? Рукодельницей? Богатыршей?

От каждого ее слова губы Святослава только крепче поджимались. Каждый вопрос отзывался сполохом румянца на щеках, будто Ольга не спрашивала, а пощечины ему отвешивала. Врезались слова прямо в и без того раздутую совесть, обращали последние крупицы самообадания бессилием. Минута, и лопнуло что-то внутри, опустил Святослав голову под весом клятвы, которую дал, которую уж и не знал — исполнит ли.

Ольга зажала рот рукой, подскочила к нему, тронула за плечо.

— Князь, ты чего? Я ж не хотела обидеть. Я просто… Это мне самой обидно, я не хотела, но ты прости, если что.

— Все в порядке, — кивнул Святослав, через силу расправляя плечи. Он положил ладонь поверх тонких девичьих пальцев и сжал их. Заглянул в изумрудные колдовские глаза, чуть улыбнулся. — Я не знаю, как тебе ответить. Пожалуй, и не узнаю никогда. Мне одного будет хотеться, твоему мужу другого, а каждому не угодишь. Обязательно что-то будет не так.

— Получается, можно просто… быть собой? — улыбнулась Ольга, не торопясь убрать пальцы из-под его руки.

— Видимо, так.

— Осталось понять, что это такое.

И засмеялись оба, пытаясь смешками перекрыть повисшую неловкость.