на кофте останется… М-да…

«Она сумасшедшая, – устало подумала Катерина, – ненормальная, которая насмотрелась телевизора, начиталась газет и пришла поглазеть…»

– Где тут у вас ванная комната? – деловито спросила толстуха, бесцеремонно отодвигая хозяйку и проходя в квартиру. – Ага, вижу… Я на минутку, извините…

Она скрылась в ванной комнате, откуда минуту спустя послышался шум льющейся воды. Катерина прикрыла входную дверь и пошла на кухню. Присев на табуретку, она сложила руки на коленях и покорно приготовилась ждать. Толстуха вышла из ванной минут через пять, строго выговаривая щенку:

– Я тебя так гордо назвала, а ты что творишь? Не Джульбарс ты вовсе, а какой-то… тамагочи… ну разве можно так с подполковниками поступать? Или для тебя, раз женщина, так уже и не офицер? Извините, Екатерина Семеновна, – сказала она, – я не представилась. Моя фамилия Беликова. Екатерина Юрьевна Беликова. Подполковник недавно организованной «полиции нравов». Вы меня, наверное, не помните? Я вас опрашивала тогда… в детской комнате милиции? Забыли?

– Какое это теперь имеет значение? – безразлично ответила Катерина. – Опрашивали… Вы – не вы… Что с того?

– Я вас когда по телевизору увидела – вспомнила тот случай. Надо, думаю, навестить. А без подарка неудобно… Вот, купила вам собаку.

– Мне? – без эмоций переспросила Катерина. – Спасибо, но мне уже ничего не нужно.

– Значит, ему нужно, – кивнула Беликова на щенка, – каждому нужно, чтобы о нем кто-то заботился. И чтоб он, в свою очередь, заботился о ком-то. И человеку это необходимо, и собаке… Да и вообще любой божьей твари на земле. Вот я часто слышу, как людей со зверьми сравнивают. «Озверел», «звериная жестокость» и тому подобные глупости. А я считаю, что это не так. Человек, он, знаете ли, разумен. А потому у него иной раз ум за разум заходит. У зверей таких проблем нет. Они – душевные. У них нет фантазии, а потому им трудно найти причину для предательства. Они не бросают хозяина даже тогда, когда от него отвернулся весь мир. Представляете, как было бы прекрасно, если б люди смогли научиться верности у зверей? Надо научиться прощать. Почему животным это труда не составляет, а людям практически невозможно? Еще апостол Иаков говорил: «Язык укоротить никто из людей не может; это – неудержимое зло, он исполнен смертоносного яда».

Иному судье, иному журналисту или милиционеру кажется, что он делает правое дело, уничтожая злодея, а ведь он подлость совершает. Сказано: «не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более того, кто может и душу и тело погубить в геенне». Вот эти судьи и есть «убийцы душ и тел». Спасать, а не губить – вот что должно заботить человека. А вы молодец. Вы не только раскаянием, но и делом к истине идете. Книга ваша – большое благо. Многим она сил придаст. У того же апостола Иакова есть такое суждение: «Что пользы, если кто говорит, что имеет веру, а дел не имеет? Может ли эта вера спасти его? Вера, если не имеет дел, мертва сама по себе… Человек оправдывается делами, а не верою только».

– Но тот священник, на студии, сказал, что…

– Дурак тот священник, – безапелляционно заявила толстуха, – священники тоже разные бывают. Среди них тоже такие негодяи встречаются, каких среди мирян поискать. Защищать надо. Защищать и помогать, а не наказывать и карать. Не людское это дело – судить.

– Так вы… Не обвинять меня пришли? – не веря ушам, спросила Катерина.

– Да что вы, голубушка? – всплеснула руками толстуха. – Я восхищаюсь вашим поступком. Ваша книга очень нужна именно сейчас, когда согрешили все и все же друг друга наказывают… Вы, наверное, знаете, что в католицизме помимо рая и ада есть и третье обиталище душ, называемое чистилищем, в котором раскаявшиеся несут временную кару за свои поступки? Так вот, мне кажется, что прошли вы это чистилище уже здесь, на земле, приняв свою искупительную кару. А теперь у вас впереди множество дел. Светлых и полезных. Вы прошли чистилище, Катерина, бесы вас осудили… значит, вы невиновны. Теперь опять пора приниматься за дела, без которых «вера мертва»… Вас ждет следующая книга.

– Нет! – испугалась она. – Больше не смогу… Это выше моих сил.

– Создатель не возлагает на нас бремя непосильного. Если дано – надо суметь. А вам есть что сказать. Вы просто обязаны писать дальше. Если вы не сделаете этого, то кто? У кого еще такая вера и такое мужество найдутся? Нет, найдутся, конечно, но… Лучше бы пораньше.

– Но… муж… дочка… Они вернутся?

– Этого я не знаю, – развела руками толстуха, – может быть, это будет зависеть от того, как вы напишете. Но про то, что произошло с вами сейчас, вы просто обязаны написать… А мне, за идею, подарите один экземпляр с красивой дарственной надписью… По рукам? А собаку вы все же оставьте. Очень милый пес… Хотя и зассыха…

– И чем все кончилось? – спросил Смоляков после долгого молчания.

Беликова посмотрела на сереющий за окном рассвет, с заметным трудом поднялась с кресла, потирая ноющую поясницу, проковыляла к книжной полке и долго копалась там, отыскивая подарок писательницы. Но когда она наконец нашла серую книжку с незатейливым названием «Чистилище» и повернулась к Смолякову, его уже не было в комнате. Она удивленно выглянула в коридор, прикрыла оставленную открытой входную дверь и вздохнула:

– Все же он со странностями… Или просто побоялся, что я буду читать ему вслух роман?.. Я даже не успела сказать ему, что Катерина прожила у меня год, пока писала этот роман… И умерла тут же, буквально у меня на руках… Инфаркт… Все-таки доконали ее борцы со злом. Да и муж с дочкой к ней так и не вернулись… Хорошие окончания бывают только в сказках. В реальной жизни умирают все. Вот только как и за что?..

Наутро она позвонила майору Гурецкому:

– Андрей Владимирович, вас беспокоит Беликова, из третьего отдела.

– Я узнал вас, Екатерина Юрьевна. – Голос майора был невеселым. – Чем могу помочь?

– Мне надо пообщаться с Бортко.

– Зачем?

– Надо, Андрей Владимирович. Надо.

– Вы злоупотребляете моим расположением к вам.

– Неужели из-за такой мелочи мне придется обращаться к вашему начальству за разрешением?

– Я вижу, вас ничем не остановишь… Ладно, приезжайте.

…Когда задержанного привели, она посмотрела на развалившегося в своем кресле Гурецкого:

– Андрей Владимирович… Мне надо пообщаться с ним наедине.

– Ну, это знаете ли… Это уже ни в какие рамки! – задохнулся от возмущения майор. – Я вам… а вы…

– Я вам потом все объясню, – ласково пообещала ему Екатерина Юрьевна, – а пока оставьте нас наедине…