Так что да, думаю, это ответ на мой вопрос. Дрейк меня определенно чертовски привлекает.

Приспособившись, чтобы не демонстрировать стояк, я пересекаю комнату и попадаю в поле его зрения; на мгновение он выглядит испуганным, когда смотрит на меня.

— Эй! — кричит он, доставая из кармана телефон, чтобы убавить звук. Как только звук становится достаточно низким, чтобы мы могли слышать друг друга, он опускается на колени и ждет, пока я объясню, почему я здесь.

Почему я здесь?

— Что-то случилось? — спрашивает он.

— Нет. Просто ты не вернулся в дом… вот я и решил тебя проведать.

— О, да, мне просто нужно сегодня уложить пол, чтобы завтра мы могли закончить, — отвечает он.

— У вас много работы. Могу я помочь?

Его брови взлетают вверх. — Тебе не нужно этого делать.

Я расстегиваю рубашку и снимаю ее с себя, избегая его взгляда. — Ты думаешь, что я слишком мягкий, не так ли? — спрашиваю я с ухмылкой.

— Когда ты в последний раз поднимал молоток, мистер Бизнес? — Теперь он ухмыляется, и сверкание белых зубов заставляет мою кровь биться быстрее. Вот оно, гребаное волшебство.

— Не беспокойся обо мне.

— Хорошо, вот, — отвечает он. — Помоги мне уложить эти доски.

Он бросает мне длинный кусок дерева — двойной смысл не упущен, — и я опускаюсь рядом с ним на колени. Вместе мы быстро справляемся с настилом нового деревянного пола. Он делает надрезы, а я продолжаю фиксировать каждую доску на месте, работая в комфортной тишине. Это занимает еще несколько часов, и к концу работы мы оба вспотели.

После того, как пол закончен, мы с ним оба прижимаемся к полу, прихлебывая воду, которую я взял в баре.

— А где Изабель? — спрашивает он.

— Она сегодня преподавала. Но я уверен, что она уже дома.

Он кивает. Молчание между нами стало неловким при упоминании о ней. Мы ведь не говорим о том, как интенсивно мы занимались сексом втроем на кухне, или о том, как я делал ему минет перед этим. Я все жду, когда он затронет эту тему и захочет поговорить об этом, но он не делает этого.

Это как взрывчатка. Мы не трогаем ее, не говорим о ней и даже не смотрим на нее, потому что, как только мы это сделаем, она нас всех уничтожит. Вместо этого… мы продолжаем разжигать пламя.

Он встает и смотрит на меня с суровым выражением лица. — Я собираюсь принять здесь душ, прежде чем отправиться домой.

Затем он задерживается на мгновение, как будто ожидая моего ответа.

— Хорошо, — заикаюсь я, мой голос звучит слабо, как будто я пытаюсь казаться нормальным. Затем он бросает на меня быстрый оценивающий взгляд и исчезает из комнаты.

Внезапно я начинаю нервничать.

Я слишком долго сижу на полу, снова и снова проигрывая тот последний момент. Мой разум, как теннисный корт, скачет туда-сюда между разумом и желанием.

Действительно ли ему нужен душ? Или это было приглашение?

Нет. Не все, что он говорит мне, является приглашением. Сколько раз за всю нашу дружбу он принимал душ, который ничего не значил? Тысячи? Это то же самое.

Но это не то же самое. Он определенно оставляет мяч в моем распоряжении.

И даже если он действительно хотел, чтобы это было приглашением, готов ли я к этому?

Хочу ли я, чтобы это было приглашением? Да.

Хочу ли я принять его? Да.

Но что, если я приду туда, и все это будет слишком, слишком рано, и я сойду с ума? Как это отразится на нем?

Но, может быть, это не слишком. Это просто мой укоренившийся страх. И чем дольше я сижу здесь и снова и снова проигрываю в голове это решение, тем меньше у меня шансов все выяснить.

Если я ошибаюсь, и это был не его способ попросить меня прийти и раздеться с ним, тогда я смогу все переиграть, и не случится ничего неловкого. Но есть только один способ узнать наверняка.

В спешке я спрыгиваю и практически бегу в мужскую раздевалку. К моему облегчению, вода еще не закончилась, когда мои ботинки застучали по кафельному полу. Здесь чертовски душно, и я торопливо сбрасываю с себя брюки, ботинки и носки.

Снимая боксеры, я чувствую нервную дрожь в руках. Я не могу поверить, что делаю это. Не могу поверить, что это происходит. Что, если я ошибаюсь? Что, если я не готов?

Это мой лучший друг, а значит, это безопасно. Нет никого, с кем мне было бы удобнее все выяснить.

Глубоко вздохнув, я отключаю свой мозг и вхожу в большую душевую. Он стоит лицом к стене, вода струится по его спине, и я на мгновение замираю, глядя на его идеальное, длинное тело, изваянное за долгое время мускулами и ручным трудом. Секунду я жду, не заговорит ли он, но что-то подсказывает мне, что он выжидательно смотрит на меня.

Так что… ничего не выйдет.

Мой член торчит прямо наружу, твердый, возбужденный и такой же нервный, как и я сам. Держа его в руке, я подхожу к нему ближе, ожидая момента, когда он спросит, что я делаю, или скажет, что не хочет, чтобы я к нему прикасался.

Но этого не происходит. Я подхожу к его высокой фигуре и протягиваю руку, чтобы провести ею по его влажной коже. Он шипит, когда я скольжу пальцами по его плечу и шее. Когда я ослабляю хватку на его горле и притягиваю его твердое тело к своему, вставляя между нами свой твердый член, он улыбается.

— Почему ты так долго?

И я смутно понимаю, что он мог иметь в виду сегодняшнюю ночь, только что в душе, а мог иметь в виду всю нашу дружбу.

В тот момент, когда Дрейк оказывается в моей власти, мой мозг замолкает, и тело берет верх. Упираясь членом в его спину, я обхватываю одной рукой его горло, а другой перебираюсь вперед, чтобы обхватить его внушительную длину.

Мы стонем в унисон, когда наши члены получают взаимное внимание, которого они так жаждут. Дрейк упирается руками в стену, а я прижимаюсь к нему. Хотел бы я знать, что именно в его теле так чертовски приятно. Я испытал лишь вершину айсберга, но с каждым прикосновением жажда большего становится еще более невыносимой.

— Что ты со мной делаешь? — спрашиваю я, исследуя губами его шею и плечо.

Внезапно он поворачивается и притягивает меня к себе, так что наши груди соприкасаются, и наваливается