– Этого я никак не мог предусмотреть! – рассмеялся Калиостро. – Пришлось искать помощников. Ну, Эльзу я быстро привлек на свою сторону, это было нетрудно.

– Запудрили ей мозги, что вы – Учитель, она и расстаралась.

– Эльза очень хорошо поддается гипнозу, раньше таких людей считали медиумами… Тот, второй, не такой, его пришлось привлечь деньгами. Эльза же готова была ради меня на все…

– Да она просто маньячка, любит людей мучить! – Меня передернуло при воспоминании о том, как Эльза пытала меня зубной болью.

– Но судьба все время ставила мне препоны, – продолжал Калиостро. – Вы сами вскрыли тайник в печке, вы прочли тетрадку, вы заинтересовались ею… вы пошли в музей… И тогда я понял, что все это не случайно, что вы предназначены для того, чтобы найти для меня ожерелье.

– Ну да, просто вашу Эльзу вывели из игры!

– И это тоже, – не смутился он. – Но мне оставалось только следить за вами и направлять вас в нужную сторону. Мне ничего не стоило, к примеру, попасть в больницу к вашему другу…

– К Федору? – удивилась я. – Там же охрана…

Старик только улыбнулся.

– И сделать так, чтобы он вспомнил, где же видел эти часы, что на открытке. А потом… эта актриса, Дарья Елисеева, нужно было только внушить ей, чтобы ехала по нужной улице в нужное время. И тогда она столкнулась с машиной своего бывшего мужа, а там уж все пошло как по маслу.

– Вот как? – только и могла сказать я.

– Вы умница, Жанна, вы смелая и решительная женщина, – продолжал граф.

И хотя я понимала, что он просто мне льстит, все равно стало приятно. Факел давно погас, мы находились почти в темноте.

– Что ж, – сказал старик, – мне уже пора.

Он убрал ожерелье в футляр. Если бы я и хотела ему помешать, то не смогла бы двинуться с места – вдруг накатила сильнейшая усталость. Было такое чувство, что стены и потолок подвала падают на меня.

– Поверьте, Жанна, у вас все будет хорошо, – сказал граф, – и пожелайте мне того же.

– Конечно… – тихо сказала я.

– Да, чуть не забыл! – он вытащил из кармана какой-то предмет. – Это вам на память, она принесет вам счастье…

И положил мне на ладонь брошь в виде стилизованной буквы «Ж». Даже при неярком свете я поняла, что вместо бриллиантов в ней кусочки ограненного горного хрусталя, а вместо золота – серебро. Что ж, и на том спасибо…

Мы медленно поднялись по ступенькам. В холле музея было пусто. Кассирша Агния Михайловна сладко спала на своем месте, по лицу ее бродила мечтательная улыбка. Возможно, она видела во сне, что ее великий предок Александр Михайлович Скабичевский диктует ей свою новую статью. Выйдя на улицу, я оглянулась со словами прощания. Позади меня никого не было. Странный старик, называющий себя графом Калиостро, исчез навсегда.

Я огляделась: мир вокруг не изменился, по-прежнему по улице торопились по своим делам люди и ехали машины. Здесь, при свете яркого мартовского солнца, наша беседа со стариком казалась мне сном. Темный подвал, горящий факел, его безумные слова… Надо же, граф Калиостро! Придумает же такое!

Я посмотрела на часы и охнула: еле-еле успеваю на съемки. Не хватало еще, чтобы из-за этой истории меня лишили работы!

– Нет, нет и нет! – великий и ужасный Михал Михалыч топал ногами, махал руками и выдирал свои последние волосы. Удивительно, как у него при таком темпераменте хоть что-то на голове осталось! – Нет, все не то! – Он отбежал от меня, посмотрел из-под ладони и воскликнул: – Отсюда ничуть не лучше!

– Да что я не так делаю? – пролепетала я, в страхе глядя на режиссера. Сейчас разгневается, прогонит меня – и всем моим надеждам конец! Где я еще найду такую работу?

– Да при чем тут вы? – прорычал режиссер. – К вам пока претензий нет, но Андромеда… где Андромеда?

– Я здесь, Михал Михалыч! – Андромеда выскочила из-за спины осветителя, как чертик из табакерки.

– Здесь? – взвыл режиссер. – Да лучше бы тебя не было! От тебя все равно никакого проку! Ты меня просто не слушаешь! Я что, больше не режиссер? Мои слова ничего не значат?

С этими словами он снова дернул себя за волосы.

– Да в чем дело, Михал Михалыч?

– Я, по-моему, ясно сказал, что в этой сцене у героини должна быть брошь! Это должна быть простая, скромная брошь, но в ней должен быть стиль, она должна передать тонкие нюансы ее переживаний, она должна выразить…

– Но, Михал Михалыч, – простонала Андромеда, – я достала брошь, а Елисеева ее увезла…

– И что, теперь из-за вашей бестолковости мы отменяем съемки фильма? Что я скажу продюсеру?

Я поняла, что должна вмешаться, а не то он просто придушит несчастную Андромеду, его посадят, и мы все лишимся работы.

– Михал Михалыч, – попыталась я вклиниться в его монолог, – вообще-то у меня есть простенькая брошка, может быть, она подойдет? – Я достала брошь, которую подарил мне граф Калиостро, и приколола к своему платью.

Режиссер воззрился на брошь с удивлением, потом перевел взгляд на меня, как будто впервые увидел, и удивленно проговорил:

– А вы знаете, неплохо… да нет, это именно то, что нужно! Ну-ка, повернись к свету… теперь другим боком… Как раз такую брошь я имел в виду! – Он огляделся по сторонам и хлопнул в ладоши: – Куда все разбежались? Снимаем, немедленно снимаем, пока не ушел свет!

Андромеда взглядом поблагодарила меня за спасение, Вася за спиной режиссера жестами выразил свой респект, оператор схватился за камеру – в общем, часа три мы все усердно работали. Михал Михалыч загонял всех, но под конец и сам утомился. Наконец он объявил перерыв, и все потянулись в столовую, где Мегера Викторовна с кривой физиономией приготовила ланч.

Я так устала, что не было аппетита. Хотелось просто посидеть в тишине и чтобы никто не приставал с разговорами. Но в библиотеке было жарко и душно, валялись разные вещи, так что я решилась приоткрыть дубовую дверь, которая вела в ту самую небольшую комнату, где стояли часы.

Вот интересно, если Мегера Викторовна так беспокоится за хозяйское добро, так позапирала бы все двери, меньше было бы проблем! Наверно, хозяин не разрешает.

Я тихонько приоткрыла дубовую дверь с гербом и проскользнула в комнату с часами. Они были на месте, и бронзовый лев смотрел на меня укоризненно. Я отвернулась и опустилась в одно из кожаных кресел, что стояли напротив комода.

Странно, только вчера я вытащила из часов записку, где указывалось местонахождение ожерелья. Ведь