Шрифт:
Закладка:
Я начинаю подбирать слова.
— Если не подходить к ним близко, то бояться нечего. Только никогда не пытайтесь погладить их или покормить.
— А если он сам подошел? — вставляет юноша. — Ну, типа, пошли мы в поход, а тут вдруг волк.
— Запомните хорошенько: если вы наткнулись на волка в лесу и он не убежал, ни в коем случае не убегайте сами. Стоя лицом к лицу с волком, вы напугаете его. А если кинетесь наутек, он станет охотиться на вас.
Ребята, заинтригованные, смотрят на меня. Очень надеюсь, что они не будут искать способов проверить мои советы опытным путем.
— Тот, которого я видела, — тихо говорит девчушка, — был очень красивый.
Я киваю.
— Простите, что некоторые из наших жителей ведут себя как скоты, — извиняется парень. — Но не все настроены против вас. Очень многим нравится, что теперь в Шотландии снова будут волки. Совсем как раньше.
Я улыбаюсь.
— Спасибо, ребята. Это очень важно.
И я позволяю им поставить себя на ноги.
Когда я выхожу на улицу, совсем забыв о покупках, начинается снегопад. Я поднимаю голову к небу и наблюдаю медленное парение белых хлопьев. Настоящие пушистые снежинки, почти невесомые, сияющие в лунном свете.
Моя машина одиноко стоит на парковке, и кто-то прислонился к ней. На мгновение я вижу Гаса, его высокую широкоплечую фигуру, а потом он превращается в Дункана, и я набираю полную грудь воздуха в попытке успокоить сердце, которое все еще скачет при виде этого мужчины.
Я останавливаюсь в нескольких шагах. Он загораживает дверцу водительского места. Он что, намеренно так встал, чтобы я не могла уехать? О господи, нужно взять себя в руки.
— Я должен спросить… — Дункан проводит рукой по волосам, которые отросли, стали лохматыми и еще больше поседели. В неоновом свете вывески магазина он выглядит больным, с провалившимися глазами. Меня охватывает беспокойство. — Это мой ребенок?
Наверно, я ожидала этого вопроса, боялась его. Хотя он и слегка обижает меня — неужели Дункан думает, что я сплю сразу со всем городом?
— Нет, — отвечаю я. — Поскольку и не мой тоже. Я отдаю его на усыновление.
— Это такой хитрый способ ответить, что отец — я? Что ты и я — мы зачали его вместе?
Я не отвечаю.
— Позволь мне… можно помочь тебе, Инти? Ты не должна справляться с хлопотами одна.
— Ты же не хочешь иметь детей, — говорю я. — Ты сам мне это сказал.
Он испускает вздох, почти смех.
— Раньше так и было, пока я не встретил тебя. Уже когда я это говорил, я больше так не думал.
О боже.
— Не надо никому отдавать ребенка, — просит он.
Мне едва удается выдавить:
— Но я хочу этого.
— Почему? — спрашивает он.
Я закрываю глаза, у меня кружится голова.
— Потому что во мне не осталось ничего хорошего, Дункан. Одна только злость.
— Что за чушь?! — рявкает он.
Я подхожу к машине и тянусь к ручке дверцы, но не могу заставить себя открыть ее, просто стою, пытаясь не разомлеть.
— Я не убивал Стюарта, — резко говорит он. — Не думал, что мне нужно говорить это, но, похоже, ошибался.
Я встречаюсь с ним глазами.
— Я тебе не верю. — Только эта версия имеет смысл. — Ты был там, — продолжаю я, переставая скрывать то, что мне известно. — Лэйни позвонила тебе, сказала, где Стюарт. И ты пошел искать его.
— Но не нашел, — объясняет Дункан. — Я не нашел никого.
— Почему тогда ты ничего не сказал о ее звонке? Зачем таиться, если не для того, чтобы защитить себя?
— Чтобы защитить тебя! — восклицает он. — Я в ту ночь никого не встретил, Инти, но ты встретила, не так ли? Ты была там. Если от моего дома ты пошла к своему, то столкнулась с ним.
На его ресницах лежат снежинки, на моих тоже, мир вокруг плывет. Я забываю все слова.
— Я постоянно задаю себе один и тот же вопрос, — признается Дункан. — Имело бы для меня значение, окажись убийцей ты? И это идет вразрез со всеми моими убеждениями.
— Имело бы. Имеет, — отвечаю я. — Смерть проникает тебе под кожу, остается с тобой навсегда. Ты сам так сказал.
Я чувствую, как малышка царапает меня изнутри крошечными ноготками. «Только не сейчас, — умоляю я ее. — Прошу тебя, сладкая дынька, только не сейчас».
— Для меня самое важное — защитить свою сестру. А я не верю, что ты не причинишь нам вреда, — напрямик заявляю я ему. — Я никому не верю.
— Я был на твоем месте, Инти.
— Знаю, и это никуда не уходит.
— Ошибаешься, — возражает он. — Уходит, если мы отпускаем. Я старался не давить на тебя.
— Ты думаешь, любовь имеет какое-то значение? — спрашиваю я. — Любовь только создает опасность.
Я сажусь в машину.
— Инти.
Когда я выруливаю с парковки, «дворники» борются с пеленой снега. Но вскоре мне приходится съехать на обочину — я не уверена, что могу вести дальше. Я смотрю на снегопад, подсвеченный лучами фар.
Крошка внутри меня снова шевелится, крутится так сильно, что у меня перехватывает дыхание. Я прижимаю свою руку к ее ручке и чувствую, как она прижимается к моей, и так она узнает гораздо больше, чем я, про защиту, которую я выстроила, так она находит меня, она все видит, и больше ничего нельзя скрывать.
26
Дорога на машине от Денали до Анкориджа была долгой, и я ездила по ней все реже и реже. Но в тот вечер мне нужно было заснуть в своей кровати, поэтому я отправилась домой и снова обнаружила в гостиной мужчин. Это стало обычным делом. Гас был жалок, сердился на жену, которая боялась его и жила день за днем, стараясь «не провоцировать его». Но он хотел, чтобы и она была такой же жалкой, как он, а заодно и я тоже. А потому частенько приглашал домой приятелей, которые пили с почти вызывающим намерением надраться до поросячьего визга. Я этого не выносила и обычно сбегала на работу. Но в тот вечер я слишком устала, день выдался изнурительный, и я мечтала поспать.
Из Сиднея приехал Джеймс, кузен Гаса. Он неприкрыто ненавидел меня за нанесенное оскорбление: однажды я с ним переспала, а потом отказывалась, — и хотя он жил в моем доме, но за всю неделю не перемолвился со мной ни словом. Остальные гости были австралийские друзья Гаса и его коллеги-хирурги. Между американцами и австралийцами существовало странное соперничество: каждая сторона пыталась доказать, что может вылакать