С одной стороны, любой жесткой концепции этот кинематограф однозначно противится, это абсолютно так. С другой стороны, я пытаюсь найти эту концепцию в течение всей нашей беседы. Потому что ведь кино у Гайдая – массовое, но авторское, вот ведь в чем парадокс! И хуже его фильмы делаются, когда слабеет его авторское присутствие! «Опасно для жизни» и «Спортлото-82» невозможно смотреть именно потому, что там нет Гайдая. Когда я смотрел копродукцию с финнами, экранизацию «За спичками», я думал, что хуже уже не будет. Ан нет, вышло «Спортлото».

И я вот о чем подумал в связи с вашим вопросом. В последней картине «На Дерибасовской хорошая погода» происходит раздвоение героя. Зачем он взял на роль этого Харатьяна? Ведь он сильно не Шурик, прямо скажем. Зато в этой картине есть герой Мягкова – милый «дядя Миша», который, как выясняется, и есть жуткий мафиози, маньяк и диктатор вроде современного Калигари. Это один и тот же человек.

Из маленького симпатичного обывателя лезет нечто, связанное с потерей им прежде очевидной самодостаточности. Герои классического Гайдая 1960‐х бесконечно обаятельны, сочувствуем мы им или, наоборот, сознаем их негативную функцию в сюжете. Типа товарища Саахова, который стал главной ролью для Этуша. Или Бунша, который замечательно оттеняет домушника Куравлева, даром что мирный и ужасно положительный, хоть и зловещий управдом. Вероятно, потому что Гайдай сам начинает сомневаться в своих героях и заставляет их на что-то притязать…

То есть герои Гайдая 1960‐х равны себе, самозабвенны и ни на что не претендуют, а в 1970‐е начинают колебаться, меняться, выходить за свои пределы. А ближе к концу его режиссерской карьеры и вовсе исчезают, растворяются? Про поздние картины часто говорят одно и то же. Вот Гайдай и вот перестройка, бедный Гайдай не пережил перемен плюс плоха была медицина ранних 1990‐х и все прочее. Можно ли, несмотря на эту поверхностную трактовку, вытащить из фильмов Гайдая какие-то признаки освоения новых тем и конструирования нового юмора?

Мне кажется, что как раз в «Дерибасовской» есть прирост. Она тяжеловесна, но Гайдаю на ней сильно за 60, а для эксцентрика это серьезный вызов, его подводит элементарная физиология. И там есть одна смешная трогательная болезнь, которую я видел еще в нескольких картинах того периода, в частности в «Ширли-мырли» и «Возвращении броненосца», когда эксцентричные авторы, получившие возможность работать без оглядки на редактора, пихают в картину все, что придумали. Потому что – ой, ведь я это придумал и не могу это не вставить! Грех простительный – люди очень засиделись под спудом. Но перегрузка трюками зрителю дается нелегко.

Рязанов, в отличие от Гайдая, даже не пытался что-то новое сказать, нащупать – его зритель умер или переродился. А у Гайдая зритель не такой нишевый, поэтому постановщик такого уровня может следовать за его метаморфозами. Если силы есть. Кстати, какую картину Рязанова, кроме «Иронии судьбы», смотрят сейчас с наибольшим расположением? Правильно – самую гайдаевскую, «Итальянцев в России»! Гайдаевская аудитория не собиралась умирать. И я это лично наблюдал, участвовал даже в управлении этим ренессансом (смех). Сейчас я вам расскажу, какой я чуткий! Вы это тоже застали, так что поймете.

В начале 1990‐х по телевидению показывали только авторское кино и всякую запрещенку. Я пришел зарабатывать на ТВ6, когда начался развод с Тедом Тернером, то есть в 1994 году. А у них была такая сетка, что поздно вечером шел какой-нибудь классический голливудский фильм из коллекции Теда Тернера, а в семь вечера – что-то советское. И поскольку это не каждый день, то уже не только авторское, а и что-то классическое и вполне народное. И я вижу, что его смотрят с большим энтузиазмом, чем американскую классику. А тут Тернер уходит, и надо что-то показывать, и тут я говорю: «Давайте сделаем рубрику „Парад чемпионов“ и будем в ней показывать все самое-самое из советского».

И вот году в 1995 иду я возле станции «Тимирязевская» по улице Милашенкова вдоль длинного многоквартирного дома. Это июнь-июль, жара, все окна настежь, и буквально из каждого несется это пьяное «Ля-ля-ля», которым Трус Вицина подпевает «Ведмедям» Натальи Варлей. Вся Москва прилипла к телевизорам. Рейтинги перекрывали НТВ, которое тогда консультировал Сережа Кудрявцев, почему они и показывали все, что вы хотели знать, но стеснялись спросить и не могли посмотреть, типа «Челюстей» и «Иисус Христос – суперзвезда». Все у них было неимоверно круто, неимоверно. Но они все равно не могли перекрыть рейтинги ТВ6, потому что народ дорвался до Гайдая!

Другой вопрос, кем сегодня обернулся этот массовый зритель, который «да отстаньте от меня» и «да пошли вы на…». Может, Гайдай о чем-то и догадывался, когда создавал своего дядю Мишу, который стал главарем мафии, потому что был актером-неудачником. Тут у меня ассоциация с чаплинским раздвоением в «Диктаторе», как ни странно…

Евгений Яковлевич, получается, что летом 1995‐го дорогие москвичи и гости столицы смотрят с оттягом «Кавказскую пленницу», а в канун нового 1996-го – «Старые песни о главном», с которых начинается внешне ироничный, но в действительности серьезный и почти необратимый ностальгический поворот. И только оказавшиеся на дистанции, то есть в Америке, культурологи типа Светланы Бойм начинают в то же время регистрировать, для начала бесстрастно фиксировать крайне тревожный, как мы теперь понимаем, процесс реставрации советского. В новом веке развернуть этот сель было уже невозможно, но это другая история.

Получается, конечно. И Гайдай в этой ностальгии по советскому лишается того, что раздражало в нем советское начальство. Он начинает с ним отождествляться. Но это в сравнении с прочим, что сейчас происходит, не самая большая неприятность.

Приложение

Евгений Цымбал

Леонид Гайдай: от смешного до великого

Основой данной статьи послужил 4-серийный фильм с одноименным названием, снятый мной в 1999 году. Его заказчик, телеканал «Россия», трижды требовал переделки фильма, а когда это произошло в четвертый раз, я отказался от сотрудничества с телеканалом, благо, финансировала фильм частная компания «Фактор ЛТД», поддержавшая меня. Он был приобретен новым тогда телеканалом «Звезда» и демонстрировался несколько лет подряд в утренние часы, в дни новогодних школьных каникул. В силу этого его видели совсем немногие зрители. С тех пор прошло более двадцати лет. В 2003 году по предложению Даниила Дондурея я опубликовал в журнале «Искусство кино» некоторые интервью из этого фильма. Сейчас я представляю на суд читателей статью с цитатами из интервью, не вошедшими в ту публикацию. С одним исключением: интервью с Вячеславом