– Что за обращение к государю?! – подскочил Сандар. – Или ты совсем дикарь? Тебе следует отрезать язык!

– О да, в Лазурном дворце умеют резать, – язвительно отозвался слепец. – Все, что ты видишь перед собой, Аюр, сотворил со мной святейший Тулум. Он лично выжег мне глаза. Не поспоришь, сделал это очень умело…

Сандар резко повернулся к Аюру:

– Государь, только прикажи, и этот наглец…

– Погоди, маханвир, – взволнованно оборвал его Аюр, с неожиданной силой схватив Сандара за плечо. – Помолчи пока… Ты хочешь сказать, Зарни Зьен, что ты был при дворе? И ты знал мою матушку?

Зарни улыбнулся уголками рта:

– Да, Аюр… Царица была добра и прекрасна. Великим счастьем было петь для нее, смотреть на ее божественную красоту…

– И ты говоришь, что мой дядя Тулум лишил тебя глаз?

– Увы! Своими руками, Аюр. И ног тоже.

– Такого не могло быть, – возразил Аюр. – Дядя был жрецом, он не мог…

– Тулум – не смог? Он был одним из лучших целителей в Аратте. Мало кто справился бы с этаким делом лучше его. Даже придворный палач не сравнился бы с ним в умениях…

– И поделом тебе, пройдоха! – не выдержал Рашна. – Поистине жаль, что и язык тебе тогда не отрезали! Надо было с него и начать!

– Так это правда? – повернулся к нему Аюр. – Но почему? За что с ним это сделали?

Вспышка гнева старого судьи сразу же погасла.

– О таком не говорят на улице… – поджав губы, начал он.

– Отчего ж – очень даже говорят. И поют, причем именно на улице, – едко проговорил Зарни, отвернувшись от Аюра. – Я вновь слышу знакомый голос! Он стал старческим, но его важный тон не слишком изменился. Я помню тебя, Рашна. Ты тоже участвовал в том судилище, если его можно был так назвать – поскольку все было решено заранее. Видишь ли, Аюр, меня обвинили в заговоре против твоего отца, хотя никакого заговора не было. Я никогда не желал власти над Араттой. Моим единственным желанием была любовь…

– Рашна, о чем он? – спросил Аюр, хмурясь. – Какая любовь?

– Не слушай его, государь, – проскрипел старик, держась за горло. – Не слушай лжеца…

– А может, наоборот, мальчику пора узнать правду? – подхватил Зарни. – Да, я полюбил твою царственную мать. А она удостоила любовью меня… Вот моя единственная вина, вот и все мое преступление!

– Да как ты смеешь порочить память матери государя, грязный сурья? – взвился Сандар. – Государь, я не могу это слушать! Этот человек уже трижды заслужил смерть!

Покрасневший Аюр растерянно молчал.

– Вранье! – проговорил он дрогнувшим голосом. – Моя мать любила отца!

– Нет, она любила меня, – мягко сказал Зарни. – Рашна тебе только что подтвердил, что это правда. То же самое скажет множество других стариков, если на них как следует надавить. Все знали правду. Именно за это меня искалечили, а ее убили!

– Что? – Аюр покачнулся. – Мою мать убили?!

– Ее тайно казнили по приказу твоего отца. А ты не знал?

Зарни возвысил голос, и теперь его было слышно по всей площади. Казалось, каждый человек затаил дыхание, чтобы не пропустить ни слова.

– И вы еще спрашиваете, чем я оправдаюсь? Да, я хотел отомстить за увечье! За разлуку с любимой и за ее смерть! Вот это, – Зарни указал на свои культи, – была их месть, а все остальное – уже моя месть. Я мстил государю Аратты много лет. Да, я вредил ему, я смущал народ… Мы, сурьи, вечно помним и добро, и зло! Однако я не безумец…

Взгляд белых глаз остановился на Аюре, и тому стало жутко, как будто слепец мог увидеть его сокровенные мысли.

– Ты понимаешь, почему я здесь, Аюр? Когда гибнет мир, человеческие распри должны быть оставлены. Боги разгневались на Аратту, они словно хотят погубить ее. От страшных паводков страдают все – и арьи, и бьяры, и сурьи… Ты слышал о том, что с юга наступает новое море?

Аюр кивнул, забыв, что гусляр его не видит.

– Что́ мы, наша любовь и наша месть перед вечным морем, которое грозит поглотить всех? Мы должны сделать все, на что способны, чтобы остановить потоп!

– Но что мы можем сделать? – вырвалось у Аюра.

– О, многое! Сперва я хотел предложить Тулуму объединиться. Хоть я и не арий, никто в мире не знает больше меня о священных гимнах, накшатрах и золотых кораблях.

– Дядя погиб, – глухим голосом сказал Аюр.

– А ты снова лжешь, гусляр, – вмешался Сандар. – Лжешь от первого до последнего слова!

– Можете не верить мне и сдохнуть, – равнодушно ответил Зарни. – Причем очень скоро. Разлив идет сюда, через несколько дней Ратха начнет подниматься… А можете поверить – и мы все сумеем выжить.

– О чем ты? – спросил Аюр.

– О том, что брякнуло у тебя на бедре, когда ты садился. Я говорю о гуслях Исвархи. Ты держишь в руках спасение Аратты!

– Откуда ты о них знаешь? – спросил Рашна.

– Я сведущ в древних песнопениях. Аюр, ты обладаешь великим сокровищем. Не знаю, где ты обрел гусли Исвархи – прежде во дворце их не было, – но поистине сама судьба послала их в твои руки! Это великое и благое орудие. Игра на них целительна для мира. Она способна успокоить возмущение вод и исцелить раны земли. Дай мне их, Аюр!

– Что? – государь невольно отшатнулся. – Тебе?!

Само предложение отдать кому-то гусли едва не вышибло из него дух. Его бросило в жар, руки сами сомкнулись на чехле.

– О, не опасайся! – воскликнул Зарни, услышав и по-своему истолковав сбивчивое дыхание юноши. – Тебе нечего бояться, я не обращу их силу во зло. Помни, я ведь не арий. Волшебное орудие бесполезно в моих ничтожных руках.

Аюр глубоко вздохнул, стараясь вернуть спокойствие:

– Допустим. Тогда зачем они тебе?

– Я научу тебя одной песне. Сыграю ее – а потом ты ее повторишь. Это очень древняя песня. Она старше Ясна-Веды, – вернее, с нее и следовало бы начать священную книгу…

– И зачем нам эта песня?

– Она остановит потоп.

Аюр молчал. В нем боролись огромное недоверие и вспыхнувшая надежда. Так вот зачем Исварха послал ему эти гусли! Но то, что спасительную песню знает именно Зарни – если он, конечно, не лжет, – это какая-то очень жестокая усмешка Небес…

– Тут должны быть три золотые струны, – сказал он наконец. – А у меня всего одна. У тебя есть еще две?

– Одной хватит. Три струны могут создать новый мир. Одной хватит, чтобы исцелить этот.

– Что же это за песня?

– Дай гусли – я покажу.