спрятаться, отдохнуть и подумать. От жажды я почти обезумела. И дойдя до очередной разорванной водопроводной трубы, я вместе со всеми рухнула на колени, чтобы напиться. Вода была грязная и на вкус скверная. Но это была вода! И я возблагодарила Господа за то, что он мне ее послал.

Наконец я добрела до оконечности толпы, наводнившей площадь, обрамленную зданиями. Мне потребовалось время, чтобы опознать хоть что-то знакомое в грудах чемоданов и сумок в окружении людей, сидевших на траве и смотревших на вздымавшийся серый дым так, словно они смотрели на фейерверк или парад. Ухоженные лужайки, зеленые изгороди и скамейки; колонна со статуей Победы, возносящейся к небу и сверкавшей в задымленном солнечном свете; белый пьедестал, почти невидимый за облепившими его людьми.

Юнион-сквер!

Я вспомнила, как дядя прогуливался по ее кольцевой дорожке с любовницей, а Голди затащила меня за пьедестал. «На ней есть какое-нибудь новое украшение? Ты можешь разглядеть, какое?» Как же давно это было! А теперь мне даже не верилось, что это была моя жизнь. Теперь площадь показалась мне совершенно другой, чужой, враждебной и вместе с тем до странности безопасной и… братской, что ли. Мы – все люди, собравшиеся на ней, – выжили в страшнейшей катастрофе, и чудо спасения, неверие в то, что это произошло, сквозило в голосах тех, кто вокруг меня делился своими историями.

– Я возвращался домой с ночной смены, дорога вспучилась прямо подо мной. Я поначалу подумал, что пьян, но я не выпил ни капли. Ни одной капли.

– А я стала разжигать печь и услышала этот ужасный звук, а печь подпрыгнула, как живая.

– А вы заметили, что голуби не замолкали? Может, они чувствовали?

– Я решил, что поезд сошел с рельсов…

– …торнадо…

– Я никогда раньше не слышала такого звука…

Люди повторяли свои рассказы снова и снова, как будто это помогало им обрести реальность. Я ощущала совершенное изнурение. А потом… потом раздался взрыв. За ним второй, третий, четвертый. Их прозвучало много, и кто-то сказал, что спасатели взрывали динамит, чтобы остановить пожары. Но эти взрывы только обострили затянувшийся кошмар.

Солнце стало опускаться, окрасив небо в таинственный оранжевый оттенок, а витавший в воздухе запах гари, крови и боли приобрел тошнотворно-приторный привкус. Это был запах смерти. Запах жареного. А когда я вспомнила, что могло быть жареным, меня чуть не вырвало.

У некоторых людей на площади оказались армейские палатки. С лотка на ее окраине раздавали воду и суп. Есть мне не хотелось. Тем более, что ноздри раздражал этот отвратительный запах. А вот жажда мучила меня по-прежнему. Но подойти к лотку я боялась. Там толпилось слишком много людей. «Что, если меня кто-нибудь узнает?»

И все же жажда взяла верх над инстинктом самосохранения. Взяв воду, я упала на траву и… заснула. А проснулась уже на исходе ночи, когда отель Св. Франциска и другие здания вокруг Юнион-сквер также занялись огнем. Нам тогда было велено бежать на близлежащие улицы – настолько раскаленные, что плавился булыжник. Со всех сторон сыпались осколки стекла и кирпича. Мои легкие горели. Барабанные перепонки готовы были лопнуть от выстрелов, взрывов, хлопков, треска, гула и завывания ветра, раздувавшего огонь. Но мне ничего другого не оставалось, как идти дальше – в зловещей и гнетущей темноте. И я шла, слепо и бесцельно. Пока не вышла на улицу, устрашившую меня своей тишиной. К тому времени я была уже вконец истощена, совершенно не чувствовала тела и понятия не имела, где нахожусь.

Пульс города стал нитевидным. Съежившись или свернувшись калачиками, мужчины, женщины и дети спали или пытались спать. То тут, то там мелькали крысы. Несколько человек, закутанных в одеяла и ковры, спали на тротуаре перед осевшим и накренившимся домом, крыльцо которого все еще было оплетено гибкими ветвями розового куста; его красные цветки отливали в предрассветном мареве странным бронзовым оттенком. Он казался нереальным, даже мистическим. И я застыла, загипнотизированная этими розами – такой необыкновенной, неземной красотой посреди разрухи.

Я долго смотрела на них…

Глава двадцать вторая

– Встать!

Я вздрогнула и пробудилась от крика и колющего удара в плечо.

Молодой и злой солдат, позади которого стоял еще один (судя по виду, очень уставший) солдат, снова ткнул меня штыком своей винтовки:

– Я сказал, встать!

Плохо соображая, я уставилась на него. «Почему не колокольный звон, а солдат? Ах да! Я же сбежала из Блессингтона!» Но где же я находилась? В какой-то нише в грязном углу, пахшем скисшим пивом.

Я медленно поднялась. Солдат указал винтовкой на разбитое окно:

– Все салуны закрыты. Ликер запрещен. Мародеры и грабители расстреливаются на месте.

– Но я ничего не украла, – запротестовала я. – Я не знала, что это салун.

– А почему окно разбито?

– Землетрясение? Не знаю… Я просто спала…

Солдат отступил назад, направил винтовку на мою грудь и приказал:

– Выверните карманы.

Поборов желание нащупать золотую пуговицу, я повторила:

– Я просто спала…

– Стоять! Никакого мародерства! – разнесся по улице громкий окрик.

Солдат, тренировавший на мне свое оружие, подпрыгнул. А другой обернулся.

– Я сказал «Стоять!» – снова огласил улицу крик.

А затем тишину разорвал выстрел.

Я взвизгнула, но тут же поняла, что не ранена – выстрел предназначался не мне и сделан был не из винтовки, нацеленной мне в грудь. Солдаты подбежали к своему товарищу, а человек, обвиненный им в мародерстве, теперь лежал – скрюченный, лишенный жизни – на мостовой. Люди побежали, снова прозвучали выстрелы. Всех, включая солдат, охватила паника.

Я тоже побежала. За спиной услышала окрик и приготовилась к выстрелу, которого не последовало. Однако расслабилась я, лишь забежав за угол. Но и тогда я не сбавила темп; ступни болели, сердце колотилось как бешеное.

Несчастный город лежал в руинах. Люди группами стояли посреди улиц, сидели вокруг печек, извлеченных из домов или наскоро сооруженных из кирпича и металла. В желтовато-серой пелене дыма трудно было разглядеть что-то дальше четверти квартала. А пожары все еще свирепствовали. «Надо разыскать Шин! Надо разыскать Данте Ларосу!» Но только как это было сделать в таком хаосе? Мне нужно было найти какое-то укромное местечко, чтобы сесть там, все обдумать и спланировать дальнейшие действия.

Взрывы динамита сотрясали воздух, им вторил треск обрушавшихся стен. Увидев очередь за едой, я сразу же встала в ее конец, будучи теперь уже слишком голодной, чтобы опасаться встречи с кем-либо из знакомых. Да и вряд ли бы меня кто-то узнал – грязная, покрытая пылью и сажей, я была неотличима от остальных.