пример. Я близко знаю, по крайней мере, 50-60 врачей. Все они прошли 4 года обучения в медицинском институте, 1 год в интернатуре и 1 год практики. Кроме того, некоторые из них специализировались 3 года в какой-то определенной области и хорошо знакомы с необычными случаями в клинической или исследовательской практике. Большинство из них являются специалистами по внутренним болезням или врачами общей практики и проводят большое количество времени, советуя своим пациентам не переедать, бросать курить, воздерживаться от чрезмерного принятия алкоголя и высыпаться.

Какой процент из этих врачей следует в разумных пределах этим простым законам физического здоровья, которым учат практически всех школьников? По-моему, не более 5 процентов; практически все врачи, которых я знаю, едят слишком много, курят, злоупотребляют алкоголем или слишком мало спят, а некоторые из них совершают сразу все эти вредные действия. Это означает, что 95 процентов умного и высокообразованного населения разрушает себя.

Один из моих собственных пациентов, очень квалифицированный врач, как-то пришел ко мне и сказал: «Доктор Эллис, вы можете думать, что я буйный псих, но вам действительно стоит осмотреть весь персонал нашей больницы, потому что они все такие же сумасшедшие, как и я. Особенно один из них, имеет ученую степень, доктор наук, физиолог. Ему меньше 35 лет, и он занимает одно из первых мест в стране по ожирению. Можете не верить, но он весит порядка 300 фунтов».

Посмотрите, какое количество разрушающих себя людей имеется среди ваших знакомых, включая (естественно) психиатров, психологов и социальных работников в области психиатрии, которых вы близко знаете. А также взгляните, если пожелаете, на знакомых, долгие годы прибегавших к психоанализу и другим формам лечения, и которым, возможно, сейчас лучше, чем тогда, когда они впервые обратились за помощью, но которые все же еще далеки от состояния душевного равновесия. Не является ли эта вездесущесть и огромная частота неврозов и психозов показателем какого-то существенного свойства человека, присущего всем современным мужчинам и женщинам, не говоря уже о подростках?

Если честно рассматривать случаи эмоциональных расстройств средней и высокой степени тяжести в нашей стране (так же, как и во всех других частях современного мира), рождается разумный вопрос: как так получается, что 95 или 99 процентов населения ведет себя так по-детски, столь иррациональным и саморазрушающим образом? Действительно ли такое поведение является следствием воспитания в раннем детском возрасте?

Похоже, что имеются свидетельства в пользу отрицательного ответа на этот вопрос. Например, среди моих собственных клиентов есть выходцы из самых разных уголков нашей планеты, и все они воспитывались совершенно по-разному. Одни из них росли в самых либеральных условиях, другие — в условиях исключительно строгих моральных норм поведения. Одних родители обожали и баловали, других — ненавидели и постоянно наказывали. У некоторых было множество братьев и сестер, другие были единственными детьми в семье, а третьи выросли в детских домах. Практически невозможно описать все разнообразие условий, в которых воспитывались эти пациенты. Однако, особенно если они страдают шизофренией, просто поразительно, насколько похож их образ мышления в некоторых ситуациях и насколько порой невероятно сходными бывают их симптомы.

Мужчина сорока лет, страдающий алкоголизмом и шизофренией, был очень несчастен в браке, однако боялся покинуть свою сильно доминировавшую жену (также страдавшую шизофренией), поскольку она взяла на себя большую часть ответственности в их отношениях, что позволило ему избегать принятия важных решений. Тощая прибегнул к психотерапии, ориентированной на психоанализ. Я показал этому пациенту, как его пассивность и стремление избежать принятия решений связаны с той пассивной ролью, которую он играл, когда рос под надзором очень властной и негативно относящейся матери. В результате он установил в отношениях с женой (и с другими) тот же тип «безопасного» симбиоза, в котором он жил со своей матерью. Клиент ясно увидел свою модель пассивной жизни и согласился, что вел себя, как будто его жена была его матерью, и что он вынужден быть зависимым от нее так же, как недавно был зависим (и в какой-то степени продолжает быть) от матери. Он оказался способен собрать всю свою силу и развестись с женой. Казалось, что в его состоянии произошло значительное улучшение, и он был очень благодарен мне за помощь и прекратил лечение примерно 8 месяцев спустя после начала.

К несчастью, он продолжал пить. По этой причине у него начались неприятности с работой; и в течение двух следующих лет он женился еще 2 раза и еще более неудачно, хотя в обоих случаях он играл менее пассивную роль, чем раньше. Но обе его супруги были исключительно слабыми и бесхарактерными женщинами, которых он должен был постоянно поддерживать и ухаживать за ними. Эти браки также закончились разводом; и этот пациент был не в состоянии завести и поддерживать прочные сексуальные отношения. В это время он снова вернулся к нерегулярным сеансам психотерапии, но лишь для того, чтобы соглашаться на словах с тем, что он все больше запутывается и что ему нужно побольше самодисциплины и поменьше случайной любви, чтобы бросить пить и чувствовать себя лучше.

Несколько лет спустя он снова вернулся к регулярным сеансам психотерапии и посетил 27 индивидуальных и 45 групповых занятий в течение года. В это время он систематически подвергался лечению с помощью рационально-эмоциональной психотерапии. И на этих занятиях вряд ли шла речь о его прошлом пассивном и зависимом положении в отношениях с матерью и другими женщинами; вместо этого делались согласованные попытки заставить его более точно определиться со своими философскими взглядами, лежавшими в основе его саморазрушительного поведения.

Вскоре выяснилось, что он активно внушал себе такие утверждения:

1) Было бы просто ужасно, если бы я сам принимал все свои решения и многие из них оказывались бы неверными, так как в этом случае я бы казался себе ни на что не способным и не смог бы уважать себя.

2) Так как для меня столь ужасно ошибаться при принятии важных решений, я лучше буду поддерживать близкие отношения с женщиной, которая будет рада принимать все решения самостоятельно; тогда меня, по крайней мере, нельзя будет об винить в совершении серьезной ошибки. Если жизнь с такой женщиной будет для меня неудобна, я лучше буду поддерживать отношения с той, которая слабее меня и которая будет хорошо ко мне относиться, даже если я буду делать ошибки. По скольку, если меня любят несмотря на ошибки, значит, я еще не полное ничтожество.

3) Так или иначе, я вынужден иметь дело либо с доминирую щей женщиной, либо с той, что слабее меня,