Дьявол!

Только этого ещё не хватало.

Отлично, Зверев. Ну просто прекрасно!

Жить что ли надоело?

Без неё да. Всё надоело!

Я практически догнал Настю, как вдруг её снегоход на кочку налетел – машину резко занесло. Я ничего не успел сделать… Она просто в кустах исчезла, а её панический крик надолго отпечатался в моей памяти.

Я ббыстро к склону подъехал, на ходу со снегохода спрыгнул и обмер…

Высота падения была приличная, метра четыре-пять. Но хуже всего было видеть то, что девушка упала в прорубь.

ТВОЮ Ж МАТЬ!

Я не понял, как так быстро следом прыгнул. Хорошо, что на грунт приземлился и не провалился под лёд, а она, бедная, кричала, руками пыталась за что-что ухватиться, пока снегоход её за собой под ледяную воду тащил.

– НАСТЯ! Держись!

Руку ей свою протянул, сам на живот лёг, пытаясь на лёд массой своей не давить. Дрожащей рукой она кое-как за мою ухватилась. Синяя вся… Напуганная.

Резко её на себя потянул, к груди прижал. Мы вместе на спину упали, я почти в голос разрыдался от страха.

Сумасшедшая…

Обнял её крепко-крепко, в лоб поцеловал, пытаясь хоть как-то согреть. Но тщетно! Она слишком сильно замёрзла, стучала зубами.

И что теперь делать? Как выбираться?

Я быстро на руки её подхватил и к снегоходу бросился. Её снегоход утонул. Я нащупал телефон в кармане крутки, отца набрал, но сеть, блять из-за бури не ловит!

Куртку с себя стянул, а её, насквозь промокшую, в сугроб бросил.

Малышка, от переохлаждения, начала заикаться и терять сознание.

Я на снегоход её посадил, к себе прижал, на ухо взволнованно шепнул:

– Держись, милая. Прошу. Не засыпай только! Потерпи, ладно. Немного еще потерпи!

В щёку поцеловал и двигатель завёл.

Что б его!

Не заводился сначала, зараза, пока кулаком по панели на треснул.

Ну а дальше-то что?

Куда ехать?

Кругом одна сплошная пелена белая. Не видно ничего! Холод, ветер, метель бешеная и это жуткое вытьё звериное. Только хищников для полной радости не хватало. Но на этот случай у меня хотя бы ружьё имелось.

Мы ехали ещё несколько минут. И тогда я понял, что, если что-нибудь срочно не сделаю – Настя погибнет. Да и я тоже! Ведь в одном только свитере ехал. Но благодаря адреналину, мне не так дико холодно было, как Малышке.

Хорошо хоть дрожать настолько сильно перестала. Меня это насторожило. Я постоянно проверял её дыхание. Боялся, чёрт подери, что я её потерял…

Идея отыскать нашу группу показалось мне не более чем глупостью. Бесполезно! Мы окончательно потерялись! И, скорей всего, поехали в противоположную сторону.

Господь сжалился, услышав мои отчаянные молитвы и я увидел небольшой домик. Старый, но заброшенный.

Остановился, на руки Настю подхватил и туда быстро побежала. Ураган с каждой минутой ещё больше усиливался. Ногой дверь выбил, положил её на старую, полуживую кровать, ещё раз проверив дыхание. А затем, принялся ветки и старую мебель из углов собирать, чтобы огонь разжечь. Считай, нам крупно повезло. Хижину не так давно забросили. Домик был вполне себе пригоден для жилья. Но не в этой глуши.

Кое-как наскреб немного веток, старых книг и журналов и всё это добро в камин затолкал. В кармане зажигалку нащупал. Ещё пару секунд и небольшое помещение вмиг озарилось светом, исходящим от допотопного, но рабочего камина.

Я куртку с Малышки-ледышки снял, на полу расстелил. Лег, прямо возле камина и к груди своей её прижал. Сам дрожал как проклятый! И она дрожала… Помимо дрожи, девочка ещё и всхлипывала. А на нежных, покрытых тонкой коркой льда щеках, слёзы поблескивали. И тотчас же замерзали.

От камина пока ещё толку мало было. Я начал раздеваться. Сначала себя до пояса раздел, а затем и Настю. Тесно-тесно её грудь к своей прижал, а дрожащее тело начал потихоньку интенсивно растирать.

Через несколько минут подобных действий девушка успокоилась. Дрожь исчезла, а дыхание выровнялось. Тогда я её на пол, на куртку положил и сверху своим телом накрыл, продолжая растирать эти хрупкие, но такие красивые ручки, живот, бёдра и стройные, длинные ноги.

Ещё несколько минут… и она тихонько застонала, слегка приоткрыв веки. Я даже и не заметил, что пропотел. Это хорошо. Очень хорошо.

Не удержался. Низко-низко к Настиному лицу склонился, лбом к её лбу прижался, шепнув:

– Глупая… Ты почему не остановилась вовремя?

Она глубоко выдохнула, обеими руками обхватила мою спину, ответив слабеньким голоском:

– Я… я п-пыталась. Т-тормоза отказали. А п-потом меня занесло.

– Как отказали??

– Не понимаю, Лёша. Просто о-отказали.

Лёша…

Дьявол!

Как же сладко она моё имя своим медовым голосом произносит.

Всё. Это конец. И снова меня, словно хищника ненасытного, люто накрывает. Она подо мной лежит. Хрупкая, слабая, несчастная… и абсолютно голая. В одних только трусиках. Которые насквозь промокли. Непонятно от чего больше. Из-за того, что в прорубь упала, или просто потому, что за мной соскучилась?

Их бы тоже снять не мешало.

Руки, сами по себе, к бёдрам потянулись… Как раз в тот момент, когда Настя сама на меня набросилась. На губы мои, которые о щёки её терлись, опаляя горячим, возбуждённым дыханием обветренную кожу лица.

– Я люблю т-тебя… Лёша. Люблю… – застонала, плотней к моему паху своим бёдрами прижалась, отчего я практически ей в рот зарычал, когда мгновенную, пульсирующую желанием эрекцию в штанах почувствовал.

– Врёшь ты все, Настя, – зашипел, целуя сначала в одну щёку, затем в другую. – Бредишь! Обморожение у тебя и жар, кажется. Отца ты моего любишь. Точнее, его бабло.

– Нет! Тебя люблю, Лёша. Только т-тебя, милый. А его… его ненавижу.

– Не понимаю! – за волосы врушку хватаю, а пальцами на скулы надавливаю, – Какого чёрта?! В какие игры ты со мной, мать твою, играешь?

– Прости… П-прости. Так надо. Я не могу… Не могу ничего сказать. Просто обними меня. Прошу. Просто поцелуй. Не спрашивай ничего. Мне больно. Очень больно об этом говорить.

За шею меня хватает и своими губами мои накрывает. Жадно, ненасытно, впервые в жизни целуя таким вот бешеным образом.

Я забылся. Внутрь Малышки ворвался, сатанея от желания. Мы наполняли друг друга удовольствием ещё несколько часов. В этот вечер сбился со счёта, не в силах сосчитать количество пережитых оргазмов. Когда мы расслаблялись, мгновенно начинали замерзать. Именно поэтому мне приходилось двигаться. Я брал её нежно. Затем грубо. Затем снова нежно… Ругал и жалел. Кусал и ласково облизывал.