Шрифт:
Закладка:
— Если письменность развивается от сложного к простому, с чего это каждый второй школяр задирает нос, кичась своими знаниями? — задумчиво спросила Ваньцин. — Я могу написать не так уж много знаков — где-то полтысячи. Мне хватает их для повседневных нужд. Есть ли смысл в изучении многих тысяч иероглифов, и составлении новых, если использовать их удастся едва ли раз в жизни?
— Трудно, если не невозможно, заниматься чем-то всю жизнь, и не любить свое занятие хоть немного, — подумав, ответил юноша. — Правители упрощают письмо, стремясь облегчить работу чиновников, а те отказываются от простоты в угоду красоте, превращая работу в искусство. Например, в свитках, написанных стилем бегущей руки[2], один и тот же знак может выглядеть совершенно по-разному — вдохновение, ведущее руку и кисть, зачастую не знает преград в виде формального способа начертания.
— Как же тогда их читать? — непонимающе спросила девушка.
— Ну, необходимо проникнуться духом работы, и понять образ мыслей написавшего ее, — обстоятельно ответил Инь Шэчи. — Хотя, — он заговорщически понизил голос, — лучше, всё-таки, заранее узнать, что в ней написано, — Му Ваньцин весело рассмеялась на эту откровенность. Шэчи также не сдержал улыбки.
— Так-то ты выполняешь дочерний долг, ученица? — прервал их беседу сердитый женский голос. — Развлекаешься пустыми школярскими побасенками незнакомого юнца?
— Молодая пара немедленно обернулась к новоприбывшей, что вмешалась в их разговор столь недовольными словами. Та, черноволосая женщина среднего возраста, стояла на краю поляны, держа в поводу рослого каурого коня. Ее тонкие брови раздражённо хмурились, пальцы левой руки, обтянутые перчаткой, недовольно постукивали по рукоятке короткого меча, заткнутого за пояс, а темных цветов одежда, покрытая дорожной пылью, удобно облегала ее стройное и сильное тело. На правом предплечье незнакомки покоился кожаный наруч с прикрепленными к нему медными трубками.
Нежданная гостья
— Учитель! — Му Ваньцин с виноватым видом вскочила на ноги, и поспешно поклонилась. — Мы искали вас… — она смешалась ещё сильнее под суровым взглядом женщины. — Я… вы правы, эта недостойная ученица забыла о дочерней почтительности. Простите меня, — она замерла, склонив голову.
— Кто этот мальчишка рядом с тобой? — недовольно поинтересовалась Цинь Хунмянь. — Почему ты путешествуешь вместе с мужчиной, да ещё и ведёшь себя с ним так неприлично? Ты совсем забыла мои наставления, негодная девчонка?
— Я… это… его зовут Шэчи, то есть, Инь Шэчи, он… — залепетала Ваньцин, вконец смутившаяся от строгих слов учителя. Шэчи положил руку на ее плечо, и девушка с облегченным видом умолкла.
— Приветствую вас, уважаемая госпожа Цинь, — церемонно заговорил он, коротко поклонившись. Он не испытывал ни страха, ни смущения перед этой суровой женщиной — ее сердитость была понятной и ожидаемой. Цинь Хунмянь, как он и предполагал, была взволнована долгим отсутствием ученицы, и опасалась, что незнакомый парень, столь вольно ведущий себя с ее приемной дочерью, замыслил дурное. Шэчи твердо намеревался развеять все сомнения этой строгой дамы самым лучшим способом — искренностью.
— Я — Инь Шэчи, третий ученик второго поколения секты Сяояо, — представился он. — Встретив юную госпожу Му на реках и озёрах, я понял, что не смогу жить без неё. К моей великой радости, Ваньцин согласилась выйти за меня замуж. С того счастливого дня, мы не расстаемся, — под впечатлением от приятного воспоминания, он невольно бросил на девушку нежный взгляд. Та, подняв голову, ответила ему смущенной улыбкой. Цинь Хунмянь с подозрением следила за их переглядываниями.
— Это ведь ты утащил мою ученицу так далеко на север, негодный юнец? — сухо спросила она. Несмотря на нелестные слова, раздражения в ее голосе порядком поубавилось. — Я прослышала, что она приняла участие в большом сражении под стенами крепости Яньмыньгуань, и немедленно двинулась туда. Сейчас же отвечай, зачем ты подверг Ваньцин смертельной опасности?
— Мы разделили эту опасность на двоих, и сделаем это снова, случись врагу вторгнуться на земли великой Сун, — с жаром возразил Шэчи. Он понимал, что его слова вряд ли умерят волнение приемной матери его жены, но ничего не мог с собой поделать. — Сражаться с иноземными захватчиками — долг каждого жителя Поднебесной. Для тех же, кто силен и искусен с оружием, и вовсе было бы трусостью прятаться за спины вчерашних землепашцев и ремесленников, что едва научились держать щит и копьё. Встретив вторжение киданей плечом к плечу с другими славными героями, Ваньцин и я подверглись опасности много меньшей, нежели простые ополченцы, что вынуждены были бы лить свою кровь и умирать, не будь нас там.
— Меня не было в бою при Яньмыньгуане, — медленно и с расстановкой произнесла Цинь Хунмянь. — Значит, по-твоему, я — жалкая трусиха, спрятавшаяся за спины ополченцев?
— Простите, если мои неуклюжие слова показались вам оскорбительными, — ответил Инь Шэчи. Его извиняющийся тон резко разнился с гордо поднятой головой юноши, и его открытым взглядом, смело встретившим внимательный взор женщины. — Я — всего лишь глупый юнец, не умеющий складно говорить, и мало что повидавший за свою короткую жизнь. Я ни за что не посмел бы осуждать уважаемую старшую, что вырастила и воспитала мою любимую жену. Но от принятого мною решения защитить земли Сун я не откажусь — оно было достойным и верным. Если вы хотите покарать Ваньцин за то, что она последовала за мной на смертный бой, я приму на себя ее наказание.
— Ты не выглядишь простолюдином, — лицо Цинь Хунмянь чуть разгладилось, и раздражение почти исчезло с него. Теперь, она смотрела на юношу больше с задумчивостью, чем с недоверием. — Твоя речь — гладкая и бойкая, пусть ты и скромничаешь на этот счёт, — она улыбнулась с толикой насмешки. — Твоя одежда потрепана долгой дорогой, но, без сомнений, стоит больших денег. Ты — юноша из богатой семьи, не так ли? Как получилось, что ты называешь женой мою ученицу, а не какую-нибудь юную наследницу знатного семейства, с которой был сговорен во младенчестве? Отвечай
