Шрифт:
Закладка:
— А я, дедушка, не могла улететь вместе с другими. У меня одно крылышко попорчено…
— Ах, глупая, глупая!.. Да ведь ты замерзнешь тут или Лиса тебя съест…
Старичок подумал-подумал, покачал головой и решил:
— А мы вот что с тобой сделаем: я тебя внучкам унесу. Вот-то обрадуются… А весной ты старухе яичек нанесешь да утяток выведешь. Так я говорю? Вот то-то, глупая…
Старичок добыл Серую Шейку из полыньи и положил за пазуху.
“А старухе я ничего не скажу, — соображал он, направляясь домой. — Пусть ее шуба с воротником вместе еще погуляет в лесу. Главное — внучки вот как обрадуются…”
Зайцы всё это видели и весело смеялись.
Ничего, старуха и без шубы на печке не замерзнет. /Мамин-Сибиряк/
Продолжение:
Оказавшись в доме, Серая Шейка встретила там помимо бабки и двух внуков ещё и попугая Кешу. Это был взрослый, уверенный в себе жако, выращенный дедом из птенца.
Он умел говорить, и сам себя считал человеком.
Во всяком случае, когда ему принесли попугаиху для размножения, Кеша подошёл к ней, внимательно осмотрел и обнюхал её, а потом высказал деду своё мнение: — Тупая курица! — И отказался с ней общаться, продолжая катать по полу жёлтую крышку от стаканчика, которую считал своей истинной любовью. Примерно так же было и с Серой Шейкой — попугай искоса поглядел на неё, и спросил у деда: — Она тут надолго?
— До лета точно, у неё крылышко сломано, летать не может.
Кеша показательно чихнул и ушёл в угол.
Внуки обожали играть с Серой Шейкой.
Так, например, они учили её летать, привязывая к качелям. Или же играли ею в боулинг, направляя в сторону двери и хлопая в ладоши. Утка после этого бежала куда ей было указано, весело шлёпая лапками по деревянному полу, теряя перья, и крякая. Дальше её разворачивали, и она бежала обратно. Иногда внуки катали ей навстречу резиновый мяч.
Утка должна была успеть уклониться или перескочить через него. Жако сидел с дедом на диване, смотрел на утку, с топотом бегающую слева-направо и справа-налево, а потом горестно произнёс: — Ума нет. Но зато сколько энергии!
Шли месяцы, Серая Шейка обосновалась в доме, сумела найти с попугаем общий язык. И вот наконец наступила весна, солнышко растопило снежные кучи, на реке сошёл ледоход, и вскоре в небе появились птицы, возвращающиеся с зимовки.
— Хочешь повидаться со своими? — спросил её дед.
— Да! Да! Очень хочу! — ответила Серая Шейка.
— Тогда собирайся, завтра отнесу тебя на твою речку.
Утром дед посадил Серую Шейку в лукошко, и они отправились в лес. Утка плохо помнила дорогу, но, когда пришли, опознала речку. Правда, в её воспоминаниях она была шире, и сосны вокруг неё стояли выше и ровнее, и зелени было больше. Тут же речка была в некоторых местах даже меньше дедовского дома.
— Видишь своих? — спросил дед.
— Неа… — ответила Серая Шейка.
— Вот и я уток не вижу. Ну да ладно. Через неделю снова придём. Пока ещё только болотная мелочь летит всякая.
Через неделю старик уже вместе с внуками пошёл на ту речку, где подобрал Серую Шейку, и на этот раз река уже была полна уток. Среди них Серая Шейка заметила и Старую Утку.
— О! Сколько радости было от встречи!
Серая Шейка каким-то чудом спаслась, не улетев на зиму.
Расчувствовавшись, Старая Утка подлетела к деду, поклонилась ему и поблагодарила.
И сказал им дед:
— Живите тут, а осенью я снова заберу Серую Шейку к себе на зиму, раз уж она летать не может.
24.11.2023 Москва, Преображенская площадь
Серая Шейка 2.0 (Сказка)
Сказка, форк
Начало здесь почти, как и 100 лет назад у Мамина-Сибиряка: последний выводок, уточка ещё не встала на крыло, летать не может, самый обычный “хлопунец”, а уж осень на дворе, кончились тёплые деньки, начали облетать листья, и наконец в небе полетели скворцы.
Вслед за ними пошла всякая мелочь: зяблики, дрозды, трясогузки, малиновки. В октябре полетели косяки крупной птицы: страусов, пингвинов, гусей, лебедей.
Было понятно, что скоро выпадет снег и наступит зима.
Старая Утка погладила Серую Шейку крылом, с тоской посмотрела на неё, как бы прощаясь, и сказала, что вынуждена покинуть здешние края, ибо “так заведено”:
— Ты уж извини…. — проговорила она ей на ушко, — И это, постарайся договориться с лисой, — добавила она напоследок, улетая на зимовку в Хургаду.
— Что за бред?! — в панике подумала Серая Шейка, оставшись одна-одинёшенька, — Как можно договориться с лисой??? Да она меня съест, как только встанет лёд! К тому же я ничего не понимаю по-ихнему, по-лисьему. АААААА!
Прошла неделя одинокого пребывания Серой Шейки на пруду Измайловского парка, берёзы и клёны облетели, подул сильный серверный ветер, стало холодать. Пошли дожди, даже не дожди, а ливни, резко уменьшилось количество гуляющих.
Прелый запах облетевших листьев застилал парк словно парилку. Начались настоящие лондонские туманы.
А потом выпал первый снег. Ещё стояли зелёные кусты, были зелены деревья, но поверх них уже лёг небольшой, но всё же снег. И тогда в один из вечеров на берегу показалась лиса:
— Здравствуй, Утка! — сказала она нейтральным тоном, без заискивания или угрозы, — тебя как звать?
— Я, я… Серая Шейка, — с удивлением ответила утка, не понимая, как это она понимает лисью речь.
— А ты мальчик или девочка?
Этот вопрос поставил Серую Шейку в тупик. Не зная, что и сказать, утка от волнения начала цитировать учебник по природоведению: “Ювенильная окраска у уток первого года жизни не различается”.
— Яйца есть?
— Нет…
— Значит, мальчик!
— Значит ты девочка?
— У зверей всё наоборот. Короче, ты пацан! — уверенно выдала Лиса, и добавила: — И это хорошо. Хочу предложить тебе сделку. Как пацан-пацану.
— Съелку?
— Не… Не сы! В тебе мяса на один раз. К тому же у птиц кости трубчатые. Они могут повредить мне пищевод, проткнут кишки. Короче: здесь вокруг много людей…
— Предлагаешь есть их??!
— Да ты што! Они сами принесут нам всё. На блюдечке с голубой каёмочкой. Я тут не первый год уже. Всё знаю.
— Ииии?
— Мы будем изо дня в день ломать комедию «Злой полицейский и невинно севшие». На этом пруду лёд совсем не замерзает никогда. По крайней мере я такого не припоминаю. Я буду бегать вокруг, а ты будешь уплывать на другую сторону. Временами на берег будет выбегать испуганный Заяц, и я буду убегать вслед за ним. В итоге люди будут приносить ему — морковку, мне — сосиски, тебе — батон.