Она окинула рубку взглядом – как через прицел посмотрела. Выхватила все недочеты: зарождающиеся потертости амортизаторов, места, где заплаты были подобраны не точно в тон. Почему-то отклонения от идеала ее успокаивали.

Боттон сидел на капитанском посту, пристегнувшись, хотя тягу включать не собирались. Заметив ее, он отстегнул крепления и, приклеившись магнитными подошвами, вытянулся по стойке смирно. Когда она кивнула ему, капитан расслабился.

– Мне пришла весточка от адмирала Трехо, – заговорила Танака.

Боттон кивнул. Не прячет ли он улыбку? Против воли всплыло воспоминание: вкус виски на языке, богаче, чем когда она пила сама, с отчетливым торфянистым оттенком. У нее даже стало тепло в горле. Среди какофонии разных сознаний она опознала одно, вот это. Побывала в Боттоне, и это было интимнее самого натурального секса. А он что-то подобное с ней испытал? Что, если он сейчас вспоминает ее тягу к неподходящим мужчинам? Она вдруг почувствовала себя изнасилованной, голой, однако он не сказал ни слова.

Она была не прочь заглянуть в настоящее, подлинное сознание Боттона. Но что, если он или кто-то еще получил доступ к ее личным воспоминаниям, узнал ее – хоть на мгновение – такой, какой она себя знает? Все равно что очнуться в разгар секса с незнакомцем.

Она всегда отделяла внутреннюю жизнь от наружной прочной мембраной. И от мысли, что эта пленка порвется, ее накрыла почти животная паника.

Она поняла, что слишком долго молчит.

– Научный директорат высылает исследовательские корабли для изучения события и сопровождавших его галлюцинаций.

Она чуть сильнее необходимого выделила слово «галлюцинации». Подразумевая: «Вы что-то чувствовали, что-то запомнили, что-то испытали. Не принимайте это за действительность».

– Ясно, полковник, – откликнулся Боттон. – Немедленно отзову своих людей с других кораблей.

Она бросила взгляд на его рабочий экран. На нем был открыт скан пространства колец в момент, когда случилось то, что случилось. Танака подбородком указала на него и бровью выразила вопрос.

Боттон покраснел. Неожиданно.

– Я… пересматривал событие, – объяснил он. – Уникальный момент.

– У вас сложилось определенное мнение? Вы чувствовали что-то, чем следовало бы поделиться с командованием? – холодно осведомилась она.

Он мог не услышать угрозы в ее вопросе. А мог услышать.

Боттон предостережения не распознал. Встал вольно, взглядом обратился внутрь себя. Танака задумалась: повторись сейчас событие, что бы она обнаружила у него в голове?

– Эти… галлюцинации. Я нахожу их весьма неприятными.

– И я тоже, – сказала Танака.

– Да, полковник. Мне кажется, поняв происшедшее, мне было бы легче оставить его за спиной. А мне бы очень хотелось оставить его за спиной.

Танака склонила голову набок. В его голосе ей почудилось эхо собственных страхов. И только теперь ей пришло в голову, что не она одна ощущает в случившемся насилие над собой. Откуда ей знать, может, Боттон тоже питает и таит свои секреты. И Боттон стал ей несколько симпатичнее.

– Уверена, что научный директорат разберется в этом лучше нашего, – сказала она. – Как скоро мы можем стартовать?

– На возвращение команды потребуется несколько часов, – виновато ответил он.

И эта виноватость ей тоже понравилась.

– Как только соберутся, известите все корабли, что они обязаны оставаться на месте до прибытия научной группы, которая снимет опрос.

– Им это не понравится. Уже не один капитан выражал настойчивое желание как можно скорее покинуть пространство колец.

– Всякий корабль, покинувший его без разрешения, будет признан пиратским и при первой возможности уничтожен силами Лаконии, – отрезала Танака.

– Я постараюсь им это внушить.

Она глубоко вздохнула. Остальные, каждый на своем посту, находились будто в другом измерении – ни малейшей реакции на разговор. На экране у Боттона полыхнуло белым кольцо. И такой же вспышкой отозвалась станция чужаков. Датчики «Дерехо», чтобы не выгореть, сбросили показания. Секунду спустя, когда изображение вернулось на место, по всей поверхности Медленной зоны светились точки колец.

«Что-то я упустила». Ей словно шепнули на ухо эти слова. Что-то в рассказе капитана «Прайсса». Или относительно этих разгоревшихся врат. Или Боттон обронил невзначай фразу, в которой крылась разгадка тайны, а то и возможность взять ее в свои руки.

– По нашим сведениям, приблизительно в обозначенный период кто-то вошел в систему Бара Гаон, – напомнил Боттон. – Мы направляемся туда?

– Да, – сказала Танака. – Сообщите мне, когда команда будет в сборе.

Она отщелкнула магнитные подошвы, усилием щиколоток развернула тело и толкнулась к лифту. За спиной кто-то протяжно, прерывисто выдохнул – будто все это время не смел дышать.

Система Бара Гаон была оживленной. Если «Росинант» ушел туда, значит, рассчитывал для прикрытия воспользоваться связями с подпольем. Все сведения из официальных источников будут нуждаться в двойной перепроверке. Мысленно Танака уже продолжала погоню, и на душе стало легче.

Надо было бы пойти в тренажерку, побить боксерскую грушу. «В юности я была боксером». Эта мысль впорхнула в сознание, словно кто-то произнес ее вслух. Не ее голосом. Она пропустила сказанное мимо ушей. Надо было поесть. Надо было ответить Трехо. Надо было выслеживать «Росинант». Надо было найти Уинстона Дуарте или то, чем он стал. Обязанности загораживали поле зрения, словно шоры, не давали отвлекаться.

У нее задание. Десятки дел. Она машинально почесала шрам на щеке.

Что-то она упустила.