уж бескорыстны. Лишь Господь наш Иисус Христос безгрешен, а мы, увы, всего лишь люди. Некоторые из наших братьев во Христе видят себя скорее светскими владетелями, нежели церковными иерархами.

— Например, архиепископ Трирский Жерар Бопре, ваше высокопреосвященство?

— Неплохой пример, барон, — одобрительно кивнул кардинал. — А ещё этот пример хорошо показывает, что даже эгоизм и корыстолюбие подобных личностей всегда обращаются на пользу церкви. Когда нам удалось подбросить вашу идею отречения императора герцогу Баварскому, Оттон сильно колебался. Возможно, дело кончилось бы ничем, но жадность архиепископа Бопре сослужила здесь церкви хорошую службу — когда он стал слишком упорно подталкивать герцога к нападению на Трир, тот заподозрил, что архиепископ играет нечестно и планирует использовать его как расходный материал. В результате герцог Оттон пересмотрел своё отношение к идее мирного завершения мятежа, и выдвинул её как свою.

— Должно быть, я смешно смотрелся в роли посланника герцога, — с кислым видом заметил я, — убеждая императора принять его же план.

— О, нет-нет, — засмеялся Скорцезе. — Вы были очень убедительны, барон. И я говорю это совершенно серьёзно — Конрад позже признался мне, что именно благодаря разговору с вами он окончательно уверился, что это действительно хороший план, и отбросил все сомнения.

— Я всё же не вполне понял вашу роль в этой истории с осадой Трира, ваше высокопреосвященство.

— Это и ваша роль, барон, — улыбнулся кардинал. — Мы с вами сыграли наши роли просто великолепно.

— Мы с вами?

— Ну конечно же, мы с вами! Когда Бопре решил, что дело церкви позволяет ему заодно обделать и свои мелкие делишки, он решил нанять какой-нибудь вольный отряд, который не составило бы труда показательно разгромить. В общем-то, нас не очень волновал Трир, но действия архиепископа грозили превратить небольшой, так сказать, кулуарный, мятеж в гражданскую войну, которую невозможно контролировать. Этого нельзя было допустить, и мы с императором сумели в конце концов найти решение. Я предложил архиепископу использовать вашу дружину — он отчего-то недолюбливает вас, так что он с радостью ухватился за это предложение. Ну, я-то знал, что вы пришлёте, а вот для Бопре результат оказался большим сюрпризом, ха-ха. Мне рассказывали о его реакции, — он слегка поморщился. — Недостойное поведение… но не будем это обсуждать.

Да-да, я великолепно сыграл свою роль болвана. Правильно князь мне говорил, что попы меня без соли съедят. Не в той я пока лиге, чтобы влезать в их интриги.

— И всё же, ваше высокопреосвященство, — я решил выяснить всё до конца, — пусть мой вопрос покажется вам глупым, но в чём состоял интерес церкви во всей этой истории? Неужели только ради того, чтобы получить какие-то выгоды?

— Нет, конечно же, дело не в выгодах, — покачал головой Скорцезе. — Разумеется, церковь всегда нуждается в бенефициях, но они нам нужны не ради корысти, а чтобы вознаграждать верных слуг церкви. Do, ut facias[28] — так повелось со времён Древнего Рима. Церковь хранит империю — это и есть наша главная цель. Не считая служения Господу, разумеется.

[ 28 — «Даю для того, чтобы ты сделал» — древнеримская контрактная формула, обуславливающая передачу имущества в обмен на какие-то услуги для дающего.]

Он посмотрел на моё непонимающее лицо и вздохнул:

— Ну что же, я думаю, как одно из главных действующих лиц, вы всё же заслуживаете более подробного рассказа. Вы же помните сицилийское фиаско? Именно тогда и для церкви, и для императора стало совершенно очевидным, что в своём нынешнем состоянии империя более нежизнеспособна, и если не предпринять срочные меры, то конец будет неизбежным — империя просто развалится на мелкие владения, как развалилась империя Карла Великого. Но сам по себе развал империи — это не так страшно, страшнее сам процесс. Понимаете, барон, когда элита забывает о своей ответственности, государству неизбежно приходит конец. Агония может длиться долго, но в результате прогнившую элиту всегда сметают молодые и голодные — и хорошо, если эти самые молодые и голодные принадлежат к той же самой цивилизации. В любом случае, обновление элиты происходит через потрясения, и совершенно невозможно предсказать, как империя эти потрясения переживёт. У нас не выйдет как-то воспрепятствовать обновлению — в конце концов, оно и в самом деле необходимо, — но мы можем попытаться провести его менее болезненно, реформами сверху.

— Понимаю, о чём вы говорите, ваше высокопреосвященство, — о развале государств в результате загнивания элиты я знал, пожалуй, побольше кардинала. — Но здесь есть одна проблема — загнивание элиты всегда происходит сверху. Некому обычно проводить реформы, и даже если правитель искренне пытается это сделать, у него просто не хватает поддержки.

— Превосходное замечание, барон! Прямо в точку! — кардинал с уважением посмотрел на меня. — Именно так обычно и обстоит дело. Но не в случае империи — ведь в империи есть церковь. Именно церковь вовремя разглядит болезнь, найдёт достойного правителя и обеспечит ему необходимую поддержку. Империя и церковь — это единый организм, нельзя рассматривать их по отдельности.

Мне всё же кажется, что кардинал несколько оптимистичен, но кое-что в его словах, наверное, есть. Вполне возможно, что церковь действительно делает империю более устойчивой.

— Мы долго думали, и в конце концов церковь вместе с императором пришли к единому выводу: не существует способа урегулировать вольности и обеспечить обновление дворянства мирным путём. Нужны какие-то потрясения, которые в любом случае произойдут, и всё, что мы можем сделать — начать их самим и провести их наиболее безболезненным образом.

— И так родилась идея контролируемого мятежа, — утвердительно заметил я.

— Совершенно верно. Но Конрад ошибся — он взялся за дело слишком рьяно. Урегулировал отношения с базилевсом, но непродуманными условиями мира восстановил против себя клир. Начал отбирать земли у дворян слишком решительно и бесцеремонно, и вызвал такое недовольство дворянства, что вместо небольшой серии карманных мятежей мы могли получить полноценную гражданскую войну, — кардинал с сожалением вздохнул. — Из Конрада мог бы получиться поистине великий правитель, не будь он столь поспешным. Ну а дальнейшие события вам известны — вы выдвинули идею отречения, но поскольку она никак не решала главную проблему, от неё пришлось отказаться.

— Потому что вместо Конрада ограничивать дворянство пришлось бы Дитриху, — понимающе кивнул я. — А так бы Конрад взял бы все отрицательные чувства на себя.

— Именно так, барон, именно так! Но очень вовремя последовала смерть Нашми Великого — вы, кстати, там руку не приложили? Ха-ха, шучу, конечно же. Вы же знаете, что после него осталось пятьдесят четыре принца? Так вот, их уже сорок шесть. Как только останется один, мы услышим о новом истинном султане. Ну а пока они друг друга режут и травят, султанат начинают покусывать со всех сторон. И у нас, соответственно, тоже появилась прекрасная возможность подключиться и решить не только позорную проблему Сицилии, но и вышвырнуть, наконец, муслимов из нашей исконной Иберии[29]. Хорошая, благородная война — это прекрасная возможность обновить дворянство. Оставалось лишь неясным, что же делать с излишними вольностями дворянства, но вы опять помогли нам, предложив прекрасную идею.

[ 29 — Иберия — древнее название Пиренейского полуострова, на котором в нашем мире расположены Испания и Португалия.]

— Вы имеете в виду изъятие привилегий за провинности, ваше высокопреосвященство? Мне кажется, эта идея совершенно очевидна.

— Очевидна, — согласился Скорцезе. — Поэтому её давно рассмотрели, отбросили и благополучно о ней забыли. Ведь вольности на то и вольности, что не ограничены какими-то условиями. Их невозможно просто изъять, каким бы благовидным ни был предлог. Однако благодаря вам про эту идею снова вспомнили, и оказалось, что в новых условиях она вполне применима. Когда всё дворянство поднимается ради святого дела, те, кто, прикрываясь вольностями, уклоняется от священной борьбы, ни у кого не найдут сочувствия.

— Так значит, ваше высокопреосвященство, вы собрались в скором будущем начать крестовый поход на султанат покойного Нашми Великого?

— Это наша святая обязанность перед Господом, барон, — пафосно провозгласил кардинал. — Возможно, князь Яромир тоже найдёт во всём этом кое-какие моменты, заслуживающие внимания.

Я немедленно вспомнил Славяну и вздохнул про себя. Всем нужен почтальон.

— Я донесу свои соображения по этому вопросу до князя Яромира в самое ближайшее время, ваше высокопреосвященство, — кивнул я.

— Прекрасно, — расцвёл Скорцезе. — А кстати, барон, мы в самом начале нашей беседы мельком коснулись возможности неких вариантов… скажите, вы никогда не мечтали стать графом?

— Графом⁈ — наверное, я сейчас выглядел очень