капитан.

– Да, – ответила Олив. – Карло – это папа Дидиша, а мой отец – Марен. Мне уже тринадцать лет, а Дидишу тринадцать с половиной.

– Угу, понятно, – сказал капитан.

– Наши папы оба будут строить там железную дорогу.

– А мы просто едем с ними.

– Везет же вам, – сказал капитан. – Если б я мог, тоже поехал бы с вами. Осточертел мне этот корабль!

– Разве быть капитаном не классно?

– Какое там «классно»! Все равно что старшим мастером.

– Арлан – большая сволочь, – убежденно заявил Дидиш.

– Не говори так, тебя будут ругать, – остановила его Олив.

– Да я никому не скажу, – заверил капитан. – Мы же тут все свои парни.

И он погладил Олив по попке.

Она была страшно горда тем, что ее сочли своим парнем, и жест капитана восприняла как выражение дружбы, принятое между мужчинами. Капитан же побагровел лицом.

– Тогда поехали с нами, – предложил Дидиш. – Они наверняка будут вам рады.

– Да-да, вот будет здорово, – обрадовалась Олив. – Вы будете рассказывать нам пиратские истории, мы устроим настоящий морской бой.

– Прекрасная идея! – сказал капитан. – А ты уверена, что выдержишь?

– Я понимаю, – сказала Олив, – но потрогайте мои мускулы.

Капитан притянул ее к себе и стал ощупывать ее плечи.

– Сойдет, – с трудом выговорил он.

– Но она же девчонка, – сказал Дидиш. – Она не может драться.

– Откуда ты взял, что она девчонка? – спросил капитан. – Вот из-за этих двух фитюлечек?

– Каких еще фитюлечек? – не понял Дидиш.

– Да вот этих. – И капитан потрогал Олив.

– Не такие уж они фитюлечки, – сказала Олив и, отложив в сторону заснувшего баклана, выпятила для наглядности грудь.

– Да, действительно, – пробормотал капитан, – не такие уж фитюлечки… – Он подозвал ее жестом. – Если ты будешь каждое утро за них тянуть, – сказал он, понизив голос, – они вырастут еще больше.

– Как это? – удивилась Олив.

Дидишу не нравилось, что капитан стал таким красным и что на лбу у него выперли вены, и он смущенно отвел глаза.

– Вот так… – сказал капитан.

Дидиш услышал, как Олив заплакала, потому что капитан ее ущипнул. Она вырывалась, но он держал ее крепко и делал ей больно. Тогда Дидиш схватил рупор и изо всех сил дал капитану по морде. Тот выпустил Олив и принялся ругаться.

– А ну пошли отсюда, малявки! – заорал он.

На лице его осталась вмятина от удара. У Олив по щекам катились крупные слезы; она держалась за грудь в том месте, где ее ущипнул капитан. Девочка стала спускаться по железной лестнице, Дидиш бросился за ней. Он был вне себя от гнева и обиды, но не понимал почему. Лишь смутно чувствовал, что его обвели вокруг пальца. Баклан перелетел через их головы и шмякнулся на палубу: пинком ноги капитан выкинул его из рубки. Олив присела и подобрала птицу. Девочка все еще плакала. Дидиш обнял ее за шею, откинул желтые волосы, прилипшие к мокрому лицу, и так нежно, как только умел, поцеловал в щеку. Олив перестала плакать, взглянула на него и опустила глаза. Она прижимала к себе баклана, а Дидиш прижимал ее.

VI

Анжель поднялся на палубу. Корабль вышел в открытое море. Вдоль по всей палубе гулял ветер дальних широт, в результате чего получался крест – явление вполне обычное в этих краях, потому как владения папы начинались где-то пап-лизости.

Анна и Рошель закрылись в каюте, и Анжелю захотелось уйти подальше. Правда, в мыслях он далеко уйти не мог. Анна был с ним все так же приветлив. Самое ужасное, что и Рошель тоже. Но в каюте они уединились не для того, чтобы беседовать о нем. Может, они вообще не будут беседовать. Они будут… Может, они…

Сердце Анжеля бешено заколотилось, потому что он представил себе Рошель без ничего, как она там вдвоем с Анной, в каюте. Ведь если бы она не была без ничего, они не стали бы запирать дверь.

Вот уже несколько дней она смотрит на Анну по-особенному, и это невыносимо для Анжеля. В глазах у нее появилось то же выражение, что у Анны, когда он целовал ее в машине: такие страшные, ошалелые, невидящие глаза, а веки как помятые цветы с раздавленными, пористыми, полупрозрачными лепестками.

Ветер пел в крыльях летящих чаек, цеплялся за предметы, выступающие над палубой, оставляя на каждом выступе перышки тумана, как облака на вершине Эвереста. Солнце, отражаясь в мигающем кое-где совсем белом море, било в глаза. Море дивно пахло рагу из морской коровы и напоенными теплом, зрелыми морскими плодами – дарами глубин. Поршни гулко ходили взад-вперед, и корпус корабля подрагивал им в такт. Синий дымок поднимался над вытяжными отверстиями в крыше машинного отделения и мгновенно рассеивался по ветру. Анжель наблюдал за всем, что происходит. Прогулка по морю умиротворяет: ласкающий шепот волн; пена, лижущая бок корабля; вскрики и хлопанье крыльев снующих чаек. Анжель словно захмелел, и, несмотря на Анну и Рошель, закрывшихся в каюте, кровь в его жилах стала струиться легче, быстрее и заиграла, будто шампанское.

Воздух был бледно-желтого и чистого, иссиня-бирюзового цвета. Рыбы по-прежнему тыкались носом в корабль. Анжель хотел было спуститься посмотреть, не остается ли вмятин на старой обшивке. Но потом прогнал эту мысль, а с ней ушло видение Анны и Рошель. Ветер был восхитителен на вкус, а матовый гудрон на палубе весь покрыт искрящимися трещинками, похожими на прожилки причудливо-капризных листьев. Анжель пробрался на нос корабля, чтобы облокотиться там о поручни. У перил уже стояли, свесившись, Олив и Дидиш. Они смотрели на пряди белой пены, которая, как усы, лепилась к подбородку судна – странное место для усов. Дидиш все еще обнимал Олив за шею, а ветер трепал их волосы и напевал что-то им на ухо. Анжель остановился около детей. Заметив присутствие постороннего, Дидиш обернулся и окинул его недоверчивым взглядом, постепенно смягчившимся. На щеках Олив еще виднелись следы высохших слез; она всхлипнула в последний раз, уткнувшись в рукав.

– Ну что? – спросил Анжель. – Вам здесь нравится?

– Нет, – буркнул Дидиш. – Этот капитан – старый козел.

– Что он вам сделал? Прогнал из рубки?

– Он хотел сделать больно Олив. Он ущипнул ее вон там, – сказал Дидиш.

Олив приложила руку к тому месту, где ее ущипнули, и выразительно шмыгнула носом.

– Все еще больно, – пожаловалась она.

– Каков негодяй, – сказал Анжель. Он был возмущен.

– Я дал ему воронкой по морде, – сказал мальчик.

– Ага, – подтвердила Олив, – это было ужасно смешно.

И она тихонько прыснула. Анжель и Дидиш тоже засмеялись, представив себе физиономию капитана.

– Если он снова начнет щипаться, – сказал Анжель, – позовите меня. Я сам ему