и петух, эти обязательные персонажи русских сказок, тоже как-то связаны с основными сюжетом, помещенным мастером на самой видной лицевой стороне турьего рога, предназначенного для Княжеских пиров.

Для истории русского художественного ремесла эта чеканная работа имеет очень большое значение, так как, во-первых, она указывает на творческую переработку восточных художественных течений, а во-вторых, свидетельствует о раннем и оригинальном развитии русского варианта общеевропейского тератологического стиля. Фундаментом этой русской тератологии были зооморфные плетения на фибулах Среднего Приднепровья VII–VIII вв., обогащенные разнообразными узорами сасанидского Ирана, принесенными в русские земли как на ювелирных изделиях, так и на многочисленных тканях.

В дальнейшем этот тератологический стиль завоевывает важное место в истории русского орнаментального искусства, проникая и на страницы богослужебных книг и на белокаменные стены церквей.

Второй турий рог из Черной Могилы, обработанный чеканкой и гравировкой, совершенно иного характера (рис. 70). Его серебряная оковка сплошь покрыта растительным орнаментом из массивных гирлянд сочных веток и листьев.

Рис. 70. Серебряная оправа турьего рога, украшенная гравировкой и позолотой («Черная Могила»).

Как уже указывалась выше (см. Оружейное дело) орнамент второго рога полностью совпадает с орнаментом рукояти меча, найденного близ Золотых Ворот Киева.

Этот орнамент находит себе аналогии в орнаментике ювелирных изделий из могил X в. в Чехии и Моравии[605]. Чешские ученые усматривают в этом влияние Киевской Руси на Богемию.

Плоско-рельефная чеканка, ранним представителем которой является разобранный выше турий рог из Черной Могилы, господствовала среди орнаментальных приемов X — первой половины XI в. Около середины XI в. она отчасти вытесняется новой, усовершенствованной техникой штампования или тиснения серебра на специальных матрицах, развившейся позднее в излюбленный технический прием — «басменное тиснение» (многократное применение одного штампа в одном и том же орнаменте). Чеканка сохраняется лишь при выделке уникальных заказных вещей, вроде чары Владимира Давыдовича Черниговского. Но при этом мастера-чеканщики не удовлетворяются пуансонной или плоской чеканкой, а работают третьим способом — способом рельефной, выпуклой чеканки, носившим в древней Руси название «обронного дела».

Мастерская чеканщика с инструментами для обронной работы найдена при раскопках в Вышгороде в 1935 г. В состав инструментов входили: маленькие молоточки, круглые пуансоны, острые зубильца, тупое зубильце, зубильце со скошенным лезвием, тупой чекан с профилированным рабочим концом. Здесь же были найдены листы тонкой меди. Перечисленные инструменты были рассчитаны как на пуансонную чеканку, так и на выпуклую (профилированный чекан).

Сущность выпуклой чеканки заключается в том, что сначала орнаментируемую серебряную пластинку чеканят с обратной стороны, выдавливая рисунок резким выпуклым рельефом наружу. Лишь, после того как такой чеканкой получен на лицевой стороне выпуклый рисунок, лицевая сторона подвергается более детальной обработке: разделывается одежда, лицо, волосы, подправляется общий рельеф. Для того, чтобы не порвать тонкий металл при такой глубокой, выпуклой чеканке, работу производят на специальной упругой подушке из вара, воска или смолы. Точно так же и при обработке лицевой стороны приходилось обратную сторону заливать подобной же упругой смесью, чтобы ударом пуансона не нарушить полученный рельеф. Эта техника была значительно сложнее, чем простая чеканка по лицевой стороне.

Обронная чеканка появляется, примерно, в XII в.

Пропуская описание менее значительных чеканных изделий, остановлюсь на известном шлеме князя Ярослава Всеволодича (в крещении Федора), найденном в 1808 г. на месте Липецкой битвы 1216 г., с которой князь Ярослав бежал, разбитый новгородцами (рис. 71)[606].

Рис. 71. Шлем кн. Ярослава Всеволодича (детали).

Принадлежность шлема Ярославу Всеволодичу доказывается как обстоятельством находки, так и надписью на челе: ВЬЛИКЪИ АРХИСТРАТИЖЕ ГИ МИХАИЛЕ ПОМОЗИ РАБУ СВОЕМУ ФЕОДОРУ.

Дата шлема устанавливается по точным историческим данным. Князь Ярослав родился в 1190 г., следовательно, ранее 1206–1207 гг. шлем не мог быть выполнен, так как из всего доспеха шлем должен быть сделан особенно точно по мерке головы; сделанный на подростка он не годился бы взрослому. Следовательно, дата шлема — 1206–1216 гг.

Шлем украшен высоким чеканным серебряным челом с изображением архангела Михаила, четырьмя чеканными лепестками у еловца и орнаментальной чеканной полосой по тулье. Мастер первоначально чеканил общие контуры рельефа с обратной стороны. Это бесспорно явствует из изображения Христа: пальцы его должны были быть сложены для благословения, но их положение таково, что каноническая форма получалась только в зеркальном обратном изображении. Такая ошибка могла произойти лишь при условии предварительной чеканки с обратной стороны. Получив общий рельеф, мастер с лицевой стороны тщательно разделал его прямой чеканкой и гравировкой. Интересна близость стиля изображений на шлеме к рельефам Георгиевского собора в Юрьеве Польском. Трактовка лица, тщательная разделка волос, манера изображения глаз — все позволяет сближать чеканную отделку шлема с белокаменной резьбой.

Прекрасным образцом орнамента является чеканная полоса, идущая по краю тульи шлема. В сердцевидных клеймах здесь размещены грифоны, птицы и барсы, разделенные лилиями и листьями. Художнику в полной мере свойственны чувство композиции, симметрии и умение использовать всю представленную площадь, не перегружая в то же время изделие орнаментальными деталями. В некоторых случаях рельеф предварительно подготавливался посредством литья, а уже потом подвергался чеканной разделке. Такую технику мы наблюдаем на новгородских вещах XII в.

В ризнице Новгородского Софийского собора хранится «иерусалим» или «сион», нижняя часть которого относится к домонгольскому времени, а верхняя, по-моему, переделана в середине XIV в.[607] Низ его представляет модель шестиколонной архитектурной ротонды с шестью двустворчатыми дверцами между колонн. Дверцы прекрасной чеканной работы (может быть, с предварительной подготовкой литьем) дают изображения апостолов и русские надписи около них. Фигуры изящные, легкие, стройные, они чужды приземистости и головастости, свойственных романской эпохе в истории пластики.

А.И. Некрасов сравнивает чеканную работу новгородских мастеров с византийской резьбой по слоновой кости и отмечает, что «здесь обнаруживается, что византийская столичная художественная традиция является не исключительной в древнерусском искусстве»[608]. Датировка сиона вызывает разногласия. Первоначально его относили к XV в.[609] Н.В. Покровский, посвятивший этому сиону специальное исследование, датирует его XII–XIII вв.[610] А.И. Некрасов на основании летописных сведений о том, что Всеслав Брячиславич Полоцкий в 1067 г., взяв Новгород, «поймал сосуды церковные», считает, что дошедший до нас сион сделан вскоре после 1067 г.[611] В пользу XI в. могут говорить и надписи, пытающиеся воспроизвести греческие. В некоторых надписях это удалось полностью, в других же проскользнули русские буквы, изобличавшие руку русского мастера, например, буквы П, В, Л. Для XII в. такая подражательность менее характерна. Изящные плетеные решетки в арках, может быть, следует отнести за счет дополнений и доделок XII–XIII вв., а самую верхнюю часть, со включением в деисусный чин Василия, следует