ставшую его невестой тюремную медсестру. Мы тоже могли воззвать к чувствам, но не собирались этого делать. Наш подход был в том, чтобы строго придерживаться фактов. Мы сделаем все, что можем: выступим в суде и с позиций бихевиористики[38] и психологии опишем душевное состоянии Уоллеса во время его убийств, а также предоставим некоторые сведения о его детстве. Это будет беспристрастная правда. А что с ней делать дальше, решать присяжным.

Первым выступал Ресслер. Он сказал, что Уоллес выказывал признаки психологической нестабильности:

— Он всегда производил впечатление человека, делающего шаг вперед и два назад. Уоллес мог положить что-то в духовку, чтобы запечь, и забыть включить эту духовку.

Далее Ресслер пояснил, что преступления Уоллеса имели признаки и организованных, и дезорганизованных. Он привел конкретные примеры поступков подсудимого, свидетельствовавших о его пониженных умственных способностях или психическом заболевании. В частности, он обратил внимание на объяснение убийства Шэрон Нэнс, которое в беседе с нами дал сам Уоллес.

— По его словам, она задала ему какой-то вопрос, который его взбесил. Поэтому, когда после секса она попросила денег, он забил ее до смерти. — Ресслер сделал паузу, затем продолжил: — Уоллес так и не сумел внятно объяснить мне, зачем это сделал… Если он сознательно решил сделаться серийным убийцей, то пошел не тем путем.

Вывод был прост: такого рода внезапные убийства можно объяснить только наличием психического или эмоционального отклонения. У Уоллеса такие отклонения были, и под их воздействием он терял контроль над собой.

Следующей была я. Усевшись на свидетельскую скамью, я собралась с мыслями и высказала свое мнение о личности Уоллеса и устройстве его сознания:

— Наличие у обвиняемого достаточного количества элементов психического нездоровья позволяет мне уверенно говорить, что он не способен сформировать конкретное намерение или действовать предумышленно. Он создает вычурные фантазии, воплощает их и не может провести различие между своим внутренним миром и окружающей действительностью. Это проявилось в том, что жертвами обвиняемого были его знакомые. По моему профессиональному мнению, Уоллес психически нездоров, что лишает его способности формировать конкретные намерения.

Далее я объяснила свою точку зрения, начав с того, что по множеству параметров Уоллес был неподходящим кандидатом на роль серийного убийцы. Его любили в школе, он был обаятельным и привлекательным и успешно прошел службу на флоте. Но точно так же, как любое преступное поведение стимулируется культурой в широком смысле слова, природа серийных убийц постоянно эволюционирует, испытывая на прочность наши устоявшиеся представления о возможном и невозможном. Для некоторых переход к насилию не представляет особого труда. Это реакция на окружающую среду, которая проявляется очень индивидуально.

В случае Уоллеса первоисточником были его проблемы с эмоциональной жизнью. Они послужили катализатором. Это началось с близких, в первую очередь матери и жены — они были его обидчиками и в то же время его единственными положительными эмоциональными привязанностями. Выбирая жертв из числа знакомых, Уоллес пытался восстановить нарушенные эмоциональные связи своего прошлого. Такое искаженное представление о привязанности усугублялось дуализмом натуры Уоллеса. Но, несмотря на внутренний хаос, во внешнем мире он чинил насилие спокойно и собранно. Для реализации своих идеалов власти и господства он использовал ненависть, секс и убийство.

Не менее своеобразным был и образ действий Уоллеса. Он был в основном организованным убийцей. При этом преследовал знакомых, эксплуатировал друзей и употреблял наркотики для интенсификации чувства собственного величия и подавления комплексов. Очень немногие преступники обладали такой же социальной компетентностью, как Уоллес. То, что он сам чувствовал разобщенность с людьми, значения не имело. Важно было то, что он умел располагать к себе людей. В арсенале Уоллеса это было важным оружием, позволявшим безнаказанно совершать многочисленные убийства.

Я также сочла необходимым подчеркнуть значение фантазий для развития Уоллеса в детском и подростковом возрасте. Постоянное рукоприкладство матери и отсутствие отца обернулись чувством оторванности от окружающей действительности, которое в дальнейшем привело к одержимости созданием собственного мира и управлением им. Отсутствие значимых отношений с окружающими стало основой для его фантазий, а также контекстом выбора жертв. Способ самовыражения Уоллеса был уникален своей парадоксальностью и жестокостью. Он был неспособен проявить свои чувства ненависти, агрессии, мести и страха в отношениях с посторонними людьми. Поэтому и обрушивался на знакомых, обманывая их доверие. Это была его реакция на годы жизни в мире фантазий, выстроенном вокруг пустоты тяжелого детства. Он хотел самоутверждаться и нашел выход в ритуальных убийствах тех, кто выказывал симпатию к нему. Для Уоллеса это был способ увидеть себя единым целым. Именно так он чувствовал себя наиболее значимым.

В конце своего выступления я вернулась к неспособности Уоллеса разделять фантазии и реальный мир. Я объяснила, что при дуализме личности у него не получается одновременно контролировать одно и другое. Этот и другие факторы указывали на неустойчивость психики Уоллеса.

— По моему мнению, при всей тяжести совершенных им преступлений Уоллеса нельзя признать полностью ответственным за его деяния. Эти преступления были неизбежны. Они — часть его психологического склада, этого сочетания унаследованных черт и внешних воздействий. Но это совершенно не значит, что внутри Уоллеса живет какой-то монстр, в существовании которого он убежден и сам. Это значит, что перед нами сложный и глубоко ущербный человек, неспособный жить в обществе, не представляя для него серьезной угрозы.

* * *

Судебный процесс, в ходе которого выступили более ста свидетелей и было рассмотрено четыреста вещественных доказательств, продолжался четыре месяца. 7 января 1997 года присяжные заседатели признали обвиняемого виновным по девяти эпизодам умышленного убийства без смягчающих вину обстоятельств. Согласно судебному определению, «в каждом случае имели место злой умысел, заранее обдуманное предумышление и преднамеренность».

Три недели спустя, 29 января, тот же состав присяжных постановил, что Уоллес должен расплатиться за совершенные им преступления ценой собственной жизни. Объявляя меру наказания, председательствующий судья Роберт Джонстон сообщил, что она учитывает также изнасилования и множество других преступлений, вмененных Уоллесу.

Я понимала это решение, хотя и не была с ним согласна. Меня обнадеживало, что присяжные рассмотрели сорок смягчающих обстоятельств и учли больше половины при вынесении приговора. В конце концов, именно ради этого мы и выступали в суде — чтобы показать, что серийные убийцы куда сложнее, чем стереотипные злобные чудовища. Мы просили присяжных учесть психологические факторы, воспитание, всю многогранную реальность процесса развития личности и все варианты искажения этого процесса. По меньшей мере, нас услышали.

После вынесения приговора слово предоставили Уоллесу. Он обратился к родным своих жертв. Меня удивил уровень сочувствия и понимания, с которым он это сделал. Такого я от него никак не ожидала.