Мне понравилось. Не знаю, сказали ему его аналитики о моей маниакальной тяге к честности или он сам догадался, но мне понравилось. И тогда я задал последний и самый главный вопрос. Что он ответит, я уже примерно предполагал, но не задать его не мог.

– А зачем я вам нужен, ребята? Решили – делайте. Свою функцию торпеды я уже выполнил, когда взорвал этот гребаный мир. Ну и зачем тогда? Торпеды взрываются один раз, на этом их миссия заканчивается.

– Во-первых, твоя миссия еще не окончена, – возразил Сергей. – Да, прогнивший мир ты подпалил, но он еще не взорван. Тлеет, шипит, плюется искрами, но пока держится. А главное, ты не только и не столько торпеда, сколько знамя и символ революции! Ты лидер, Айван. Не случайно тебя называют Князь мира сего. Ты, конечно, можешь отказаться, никто тебя не неволит и не шантажирует. Но подумай: согласишься ты или нет, мы все равно сделаем то, что задумали. Дороги назад не существует. Sekretex и дальше будет обострять противоречия между дебилами и нормальными людьми. Это две разные ветви эволюции, как в свое время человек разумный и неандертальцы, и остаться должен кто-то один. Это эволюция, брат, против нее не попрешь. Естественный отбор. Мы или они. Дороги назад нет. Но без тебя, без лидера, вокруг которого соберется новый человеческий вид, homo normalem (человек нормальный), прольется много крови, гораздо больше, чем могло бы. В разы… Так что думай, брат, хотя, по-моему, думать здесь не о чем.

Он был прав, он был во всем прав. О том, что внутри человеческой расы отнюдь не мирно, и с каждым годом все более не мирно, сосуществует несколько разных, практически биологически разных, видов людей, я догадывался давно. Правда, что с этим делать, было неясно. Обособиться, отделиться? Вся человеческая история говорила о невозможности такого варианта. Либо внешние дебилы захватят, либо внутренние расплодятся, как сейчас в Америке, и тоже захватят. С другой стороны, мир рушился везде, кроме Калифорнии. Может, все же стоит сделать попытку? В конце концов все случается когда-нибудь впервые, вдруг на этот раз получится? И с лидером, конечно, лучше, в этом он тоже прав, хотя… Я уже совсем было собрался возобновить старинную дискуссию Троцкого и Сталина о возможности построения коммунизма в отдельно взятой стране, но вдруг неожиданно для самого себя выпалил:

– Но я же все равно взорвусь? Это ведь все ненадолго? Я торпеда и должен сгореть! Год-два максимум, да? До старости в любом случае не доживу?

Более обескураженным я Сергея не видел никогда. Он сделал несколько глубоких вдохов и как бы самому себе прошептал:

– Никто ничего не знает, никто… – Помолчал, отхлебнул из бутылки, сморщился, занюхал выпитое своей несвежей майкой, а потом, видимо, что-то для себя окончательно решив, резко сказал: – Скорее всего не доживешь. – И отвернулся.

Жизнь моя к тому времени все равно была кончена. После погибших за меня у здания Верховного суда Калифорнии тысяч людей, после катящегося к черту из-за Sekretex мира какая жизнь? Ну правда, что мне было делать? Спрятаться, сбежать на райские острова и откисать там под пальмами, а взбаламученное мною человечество пускай тем временем оседает на грешную землю в виде мелко перемолотых косточек? Это подло. Я кто угодно – тупой, самоуверенный, сумасшедший, – но не подлец. И я решил согласиться, подумал, что другого выхода просто не существует. Я даже уже рот раскрыл, чтобы произнести “согласен”, но – замер. Линда… Она мне этого не простит. Кроме смысла, самоуважения, подлости и святости, была еще Линда. И она заслоняла все. С ней я мог быть даже подлецом. Без нее меня бы просто не было.

Жизнь, как известно, это способ существования белковых тел. Мой способ оказался неверным. Такой обнадеживающий в начале, он привел меня в тупик, где ни сопротивляться, ни плыть по течению я больше не имел возможности. Потрясенный осознанием этого факта, я стал то ли отключаться, то ли засыпать. Сергей потом подтвердил, что так и было. Уставился, мол, в одну точку осоловелым взглядом. Он еще подумал, что я медитирую, перед тем как принять важное решение. Но когда я начал клевать носом и заваливаться, похрапывая, на диван, он возмутился, растолкал меня и спросил недоверчиво:

– Ты чего, друг, спишь или придуриваешься?

– Отстань от меня, не хочу… – ответил я вяло. Это я уже помню, потому что еще сильно удивился, как тяжело ворочается язык во рту. Хуже, чем у пьяного.

– Да что случилось, Айван, ты же был почти готов?!

– Был, – коротко и радуясь, что можно так коротко, кивнул я.

– И что?

– Жить не могу. Надоело.

– Черт возьми, и это говорит мне знамя революции, торпеда прогресса и Князь мира сего? Ты что, рехнулся?!

– Надоело…

– Слушай, дружище, я не знаю, чего ты там себе навыдумывал, но так нельзя. Жизнь, она как женщина, ее нужно любить, ее нужно хотеть, ее нужно иметь наконец!

– А если нет?

– Если нет, она поступит так же, как женщина, которую не любят, не хотят и не имеют. Она тебе отомстит. Больно. Сильно. Подло.

– И пусть… Уже отомстила.

Мне действительно было все равно. Я стремился поймать и почти поймал ускользающий сон. Как хитрый рыбак, я не сразу дернул леску, а выждал нужное время и только потом подсек. Почти получилось, еще несколько секунд – и провалился бы в желанное небытие, но тут Сергей хлопнул себя по лбу и произнес фразу, заставившую меня проснуться:

– Это из-за Линды, что ли? Ну точно, из-за Линды! Как же я сразу не догадался…

– Откуда ты знаешь?

– Да рассказала она мне, какие мы все самовлюбленные придурки. Еще когда помощи пришла просить после твоего ареста, рассказала. Дескать, заигрались мы в благородных пиратов и не заметили, как погубили мир. А сейчас, когда к тебе заходил, я ее встретил, и лицо у нее такое было, будто ты трахнул как минимум пол-Голливуда. Но ты же не трахнул? Ты под арестом сидел и не мог трахнуть, поэтому разногласия у вас только идеологические, да?

– Да, она хотела, чтобы…

– Нет-нет, подожди, дай угадаю. Значит, так… Ты ничтожный чувак с непомерным эго. Из-за тебя две тысячи трупов лежат на площади и еще сотни миллионов по всему миру сходят с ума, губя себя и окружающих. И поэтому ты должен уничтожить Sekretex. Так?

– Ну примерно…

– Послушай, Айван, это же полная ерунда, глупость просто, и все. И не нужно мне возражать, никакой я не мужской шовинист. Женщины, дружище, не глупее мужчин, возможно, даже умнее, но у них несколько иная функция. Они – это жизнь. Они – знамя, передовые силы и авангард существования. Они дают жизнь, заботятся о ней, холят, лелеют, выращивают, они апостолы жизни. Но проблема состоит в том, что мироздание – это не только жизнь. Это жизнь и смерть вместе. Всегда вместе. Одно без другого невозможно. А женщины этого по природе своей не понимают. И не хотят понимать. И не нужно им этого понимать! За это мы их и любим. Но мы-то понимаем, Айван, не правда ли? Ни одно новое не появилось на свет без крови. Любое новое вытесняет старое. И даже человек рождается в муках, слизи и страданиях существа, его породившего. Хорошо, что есть женщины, апостолы жизни. Их легко любить, и мы их любим потому, что они и есть жизнь! А вот как они нас любят, я не понимаю. Грязных, грубых, подминающих под себя нежное мироздание – любят. Ты вспомни, брат, каким она тебя полюбила. Просветленным, наблюдающим и ни во что не вмешивающимся буддистом или шустрым, на ходу подметки рвущим парнем? То-то и оно… Просто сейчас трудный момент, смерть побеждает, и это противоречит женской природе. Ничего, пройдет время, и Линда поймет, что смерть всего лишь дала дорогу новому. Нужно подождать, и все наладится…