И Йозеф бежал с товарищем. Вышли в поле. Тихо. Поблизости никого. Остановились передохнуть. И тут услышали шорох. Из зарослей сухой кукурузы поднялись бесшумно солдаты…

«Наши!.. Радзецкие!»

Солдаты спросили ребят: куда идут? Откуда? Выговорилось с трудом: «Из лагеря…»

И заметили, как изменились лица. Как в руках у солдат оказались галеты, сахар и еще какая-то еда. И они совали все это ребятам, спрашивая: где тот лагерь? И есть ли, были ли в том лагере русские, советские дети?!

В том же 45-м, ему тогда еще не исполнилось шестнадцати, Йозеф пошел добровольцем в армию. Попал в артиллерию. Служил в Силезии. Потом был направлен в школу милиции.

Работа в милиции. А потом… «освобожден по состоянию здоровья и отправлен на пенсию». Ему тогда еще не исполнилось тридцати…

— Лагер здоровья не прибавляет, — мягко говорит Йозеф. И еще говорит, что их, переживших «Полен Югендфервандлагер», осталось сейчас не более трехсот человек. И что примерно треть из них — инвалиды, хоть все это люди молодые. — То есть лагер, лагер не прибавляет жизни… — повторяет Витковский.

Вот они передо мной, экспонаты из личного архива Витковского, фотокопии уникальных документов: лагерной картотеки; писем, что дети писали из лагеря своим родителям, и те, что родные писали детям. Из разных мест — чаще всего из мест заключения.

И — фотографии: невероятные, потрясающие сознание. Дети времени оккупации! Где бы, кто бы их ни снимал, над ними как непременная деталь — силуэт вооруженного эсэсовца.

— То — живые фрагменты также из моей биографии, — перебирая снимки, говорит Витковский.

Долгие годы он старался не возвращаться к этому. Понимал: чтобы жить, нельзя возвращаться. Ужас пережитого таился до времени в глубинах памяти. До времени. До тех пор, пока несколько лет назад «баламутная реляция», так он говорит, видимо, неточная, искажающая положение вещей публикация о «его» лагере, не выбила из этого состояния.

Больше всего другого ранило его одно обстоятельство. Одна из самых жестоких и безжалостных надзирательниц Геновефа Пооль, она же — Евгения Поль, на совести, которой немало загубленных детских жизней, выглядела в той публикации чуть ли не заступницей малых узников.

Он, Йозеф, — слишком хорошо помнил Геновефу Пооль. И тех, кто был ее жертвами, тоже помнил. Перед их памятью, перед мученической их смертью он не смел промолчать. Витковский обратился в официальные органы с просьбой восстановить истину.

Оказалось, что официальные органы не располагают достаточными материалами о «Полен Югендфервандлагер», что руководству лагеря удалось при бегстве уничтожить лагерную документацию. От лагеря фактически не осталось материальных следов и очень трудно теперь с достаточной точностью восстановить то, что происходило в лагере. Так было отвечено ему.

Не осталось «материальных следов»? Но остались еще те немногие, которым удалось пережить лагерь. Разве общая память их не может стать доказательством?!

И вот на собственный риск (и на собственный счет) Витковский объезжает страну в поисках «материальных следов». И находит: документы, фотографии, письма. Но главное, ему удается разыскать более двухсот бывших узников, узнать о судьбах многих из тех, кого смерть настигла уже за лагерной брамой, вскоре после освобождения. Удается разыскать и родителей, чьи дети погибли в лагере.

— Долг свой в том видел, — говорит Витковский, — чтобы дать доказательства правды тех страшных лет. Чтоб спасти от забвения судьбы нескольких тысяч детей, погубленных в «моем» лагере. — И добавляет, помедлив — Отдать должное памяти самых малых «офиар» (жертв) фашизма.

Впрочем, я, наверно, не очень точно перевожу его слова. В переводе они что-то утрачивают, становятся холоднее.

Рассказывая, Витковский повторял слова: «хольд», «зложиць хольд», что в буквальном переводе значило бы: «воздать почести» или «присягнуть их памяти».

Месяцы, годы поисков. И, наконец, итог — первая его публикация о «Полен Югендфервандлагер» в 1968 году.

Публикация не остается незамеченной. Автору присуждается полугодичная стипендия Вроцлавского товарищества историков-любителей «для продолжения поисков».

Поиски продолжаются. В 1969 году в журнале «Одра» появляется новая публикация Витковского — та, с которой я начинала рассказ о нем.

Автора приглашают в Варшаву — в Главную комиссию по расследованию гитлеровских преступлений в Польше. Ему предлагают стать членом этой комиссии…

И снова поиски. Теперь уже в сотрудничестве с Главной комиссией: судьбы чешских детей из сожженной деревни Лидице; лагерь в Морингене для малолетних: чехов, поляков, немцев, чьи родители были антифашистами; организация выставок «Дети обвиняют».

Не знаю, не берусь утверждать, есть ли прямая связь между тем, о чем рассказано выше, и тем, о чем я. скажу сейчас, но именно в 1969 году в Лодзинской прокуратуре «…началось расследование дела о преступлениях, совершенных немцами в лагере для детей и молодежи польской „Полен Югендфервандлагер“». Так говорится в официальном документе.

А в 1970 году надзирательница этого лагеря Геновефа Пооль, она же Евгения Поль, привлекается к уголовной ответственности.

«Полен Югендфервандлагер» — частности и детали

Как попадали в «Полен Югендфервандлагер» дети? В Лодзинской прокуратуре я видела фотокопии уцелевших лагерных карт. Такая карта заводилась на каждого узника сразу же по прибытии. В специальной графе указывалась причина заключения в лагерь.

«По приказу рейхсфюрера СС и шефа немецкой полиции направляется в лагерь вместе с другими „полнишетеррористенкиндерн“» — детьми польских террористов… Это мы читали уже в лагерных картах Алодии и Дарийки Виташек. В картах, прибывших одним с ними транспортом детей. Но в «Полен Югендфервандлагер» заключались не только дети арестованных родителей, а также дети, арестованные вместо родителей. Их забирали в тех случаях, когда гестапо не удавалось найти родителей. В их лагерных картах тоже значилось: «полнишетеррористенкиндерн»…

В лагерь помещались дети, чьи родители отказались принять «фолькслист»[13]. Нет, такая причина в лагерных картах не фигурировала. Но по косвенным данным… В материалах Главной комиссии хранится письмо старосты какого-то уездного управления по делам малолетних в вышестоящие инстанции, в котором сказано, что поскольку мать малолетнего Герхарда Махник, заключенного в «Полен Югендфервандлагер», согласилась принять «фолькслист», больше нет оснований для содержания ее сына в лагере…

Это все дает основания утверждать, что в «Полен Югендфервандлагер» дети заключались в порядке неуклонного выполнения все той же начертанной Гиммлером программы: добыть или уничтожить!

В этом случае — уничтожить!

Клейнфингер — мизинец (дословно — маленький палец)

Передо мной отпечатанная в типографии карта — одна из карт общелагерной документации. Как положено в документе — перечень вопросов (более подробный, чем в любом документе).

Свободное от вопросов пространство разграфлено на клетки. В