Задираю голову – ствол дерева за нами тянется ввысь, крона – шапка – раскидывает мохнатые руки в разные стороны. Дома – очевидно – держатся крепко, благодаря людскому вмешательству и механическим конструкциям, но сама природа довольно припаяла некоторые части диким вьюном. Я смотрю на Резиденцию.

– Там есть площадка с шезлонгами, тебе понравится, – говорит Каин. – Она с другой стороны дома, выходит на южную сторону. Сара любит там отдыхать. Крыши нет, ночью будет прохладно, но погреться на солнце в обед – самое то.

Звучит дико. И увлекательно.

– Тебе ведь всё известно о моей семье, – говорю я. Да-да, совсем об ином. – Давай честный обмен. Расскажи о своих родителях.

Каин тревожится и признаётся:

– Честный обмен не получится, я сирота. Родителей не знаю, а воспитывала меня Сара. Она потеряла ребёнка, когда была в Картели, поэтому ухаживать за мной ей было особенно по нраву.

Потеряла ребёнка будучи беременной или уже родив? Не спрашиваю – не думаю, что молодому парню известны подробности. В любом случае, факт ужасен. Прискорбен и девиантен.

Единственное медицинское сооружение в Новом Мире, не несущее контекст девиантности – женские детородные залы, находящиеся в одобренной клинике. Осложнений не бывают, не случаются – дети вынашиваются строго канонично, перед запланированным зачатием проводят обследование, назначают поддерживающие медикаментозные и витаминные комплексы, к вопросу подходят серьёзно. Новый Мир ко всему подходит серьёзно, и только это удерживает на поверхности граждан. Серьёзный взгляд на серьёзные вещи – серьёзное отношение, они того заслуживают. Тогда всё будет правильно. Тогда всё будет безопасно. Если первые роды приводят к истощению (что случается редко, но всё-таки случается; об этом рассказывают на дисциплине по половому воспитанию), Зал Семьи не выдаст разрешение на второго ребёнка, наоборот – огреет документально подкреплённым запретом, и ослушаться ты не имеешь права.

Каким образом «хорошенькая северянка», как изъяснялся отец, могла из Нового Мира попасть в Картель будучи в положении? Кто-то из них врёт.

– Одно условие нахождение в Резиденции, конфетка, – изъясняется Каин. – Уважать каждого пребывающего здесь. Мы одна семья, скоро сама поймёшь. Мы всегда заступаемся друг за друга, а нападок хватает извне. Семья – это про защиту. Семья синонимична безопасности.

Вот как.

– Я бы предложил тебе прогуляться, но, думаю, ты хочешь переодеться, умыться, перекусить. Спуск – хоть и не совсем спуск – в Острог был волнительным. Пойдём в Резиденцию?

– Следую.

Следую в самом деле – оставляем наотмашь сколоченную лавку у ствола дерева и бредём к недалеко находящейся лестнице.

– Надеюсь к лестницам, – пытается отшутиться Каин, – у тебя нареканий нет.

– Ещё раз напомнишь про мосты – устрою вторую драку.

– Никто из новичков не устраивал две драки в день присоединения к Острогу. Что уж там. Одну также никто не устраивал – тебя запомнят, Голдман.

Почему он акцентирует внимание на фамилии? Меня запомнят как Голдман? Моё имя – без неё – не имеет веса и статуса вовсе? «Карамель» всегда звучит пафосно и насмешливо, аллегорично, «Кара» же – удушающе, агрессивно. Кто я? Кем бы я могла быть, если бы выбирала сама? Я представляю хоть что-нибудь из себя без родословной?

– О чём задумалась? – спрашивает парень, пока мы плавно вышагиваем по ступеням.

– Сколько лет этим деревьям? – отстранённо спрашиваю я. – Сотни?

– Думаю, тысячи. Ствол дерева Резиденции – однажды – отмеряли руками: двадцать человек держались друг за друга, представляешь? Иные не уступают. На самом деле, великая честь, что нам – свободолюбивым резидентам – остроговцы-старожилы позволили занять самое могучее древо. Если присмотришься, есть дома, сокрытые прямо в стволах, в основании, приближённо к корням.

Урбанистический Новый Мир изувечил природу, что пыталась изувечить его, а отлучённый Острог примирился и вступил в симбиоз. Признаться, здесь очень навязчивый воздух – сильный, свежий, пьянящий; высотные здания истончают иные ароматы – слушаешь их и думаешь, вот он град будущего, так пахнет будущее – заводами, копотью, металлом, выхлопными газами, формальдегидами, от остановок поезда и близ мостов пахнет креозотом, верхушка Золотого Кольца пахнет глифосатом, которым пытаются извести ползущие по плитам и колоннам вьюны, и дорогим парфюмом, обвёрнутым в кожу и чайное дерево, а нижние этажи пахнут выпаренным маслом, отчаянием и сероводородом. Острог – чудо – не пахнет ничем из перечисленного; он благоухает травой и влагой, роса прилипает к зелени и щиколоткам.

Вдали виднеются острые колья высоток Нового Мира – безжизненный серый град, преисполненный навязанными смыслами. Дома – нет, слишком тёплое слово; сооружениям Нового Мира больше подходит «здания» – выглядят искусственно, игрушечно, как брошенные, позабытые, оставленные; бездыханные, одинокие – они на расстоянии друг от друга протыкают небо, корни конструкций вязнут в тени.

– Из Острога нельзя разглядеть основания домов Нового Мира? – спрашиваю я.

– Нельзя, – соглашается Каин. – То есть не получится. Дело не сколько в рельефе земли, сколько в вечном тумане, покрывающим низовья Нового Мира. Как будто кто-то намеренно прячет его основания.

Предполагаю:

– Думаешь про Старый Город?

– Это только легенды. Оттого и появились – легенды всегда приходят к людям, когда люди не находят реальные ответы.

Мы замираем на крыльце – уличном балкончике, подвешенном в воздухе, откуда тянутся несколько лестниц и мостов к соседствующим пристройкам на дереве и откуда открывается вид на отгораживающий от станции холм, на плетённую арку из роз и на плотный лес, что выступает подобием защитной стены.

– Заходим? Добро пожаловать в Резиденцию.

Каин распахивает двери. Нос прижигает запах комнатных растений во взрыхлённом грунте, книжной пыли (её везде узнаю) и порошка (когда Миринда приносила из прачечной одежду, в воздухе танцевали ароматы гранул).

– Пахнет книгами, – говорю я.

– Вот это обоняние, – смеётся юноша. – У нас есть своя библиотека, собираем старую печать.

– Книги, говорит отец, есть разносчики мыслей – ужасное заболевание нынешнего века.

– Обыкновенно я не согласен с позицией Говарда Голдмана, но с этим сложно спорить.

Я рада оказаться в глухих стенах. Они придавливают и возвращают ощущение безопасности, голова перестаёт кружиться – пространство сужается в коробке-холле, мне нравится в нём находиться.

– Провожу тебя в жилое крыло, у нас есть пустующие комнаты. Предлагаю ту, что рядом со мной. Станет скучно или одиноко – просто постучи по стене.

– Великодушно с твоей стороны, – отвечаю я, хотя так совершенно не считаю. И всё сказанное – чуждо. Чтобы Карамель Голдман стало скучно или одиноко? И она в этом призналась? И постучала по стене, позвав кого-то? Никогда!