Шрифт:
Закладка:
— Ишь ты, заступник нашелся, — усмехнулся Глотов, успокаиваясь и садясь на прежнее место. Не стоять же в самом деле перед этим сорванцом! Такие разговоры приходилось вести не раз, и Фирс Нилыч заранее знал, чем все кончится.
— Да, по совести говоря, и прощать-то нечего, — резко сказал Иван. — Сапоги вы ему с гнилыми подошвами всучили. Не по-божески это.
— Да ты что, в самом деле, а? — угрожающе спросил Фирс Нилыч, снова поднимаясь и выставляя вперед широкую грудь. — Аль напился спозаранку?
— Может быть, все-таки простите ради праздника? — спокойно спросил Иван, не двигаясь с места.
— Какой еще праздник?
— Большой праздник, дяденька Фирс. Царя Николашку сковырнули. Отрекся государь от престола.
Фирс Нилыч попятился, открещиваясь от Ивана, как от дьявола. Иван неуверенно улыбнулся, заметив, что хозяйская дочка, приоткрыв рот, не отрываясь смотрит на него лихорадочно горящими глазами. Не то испуг, не то радостное изумление выражал ее взгляд.
— Врешь, мерзавец! — опомнясь, закричал Фирс Нилыч визгливым голосом.
— Ей-богу, правда, дяденька Фирс. Перекрестился бы, да рука не поднимается. Весь завод уже знает. Работу остановили, всем велено на собрание идти.
Фирс Нилыч заметался по комнате, бормоча что-то непонятное.
— Если не верите, у Авдея Васильевича спросите. Ему еще ночью сообщили.
Но в это время Фирс Нилыч и сам вспомнил, что последние дни были какие-то странные. Полицейские дружески заговаривали с рабочими, шутили и даже покуривали вместе. А Авдей Васильевич, который больше полугода не заходил после неудачного сватовства, вдруг пришел и за обедом все подкидывал разные рискованные словечки. Тогда Фирс Нилыч не обратил на это внимания. Мало ли что придет на ум подвыпившему человеку.
«Что ж теперь будет?» — подумал Фирс Нилыч, но ответить не смог. Силы оставили его. Беспомощно упали большие руки. Отчетливо стали видны широкие плоские кисти, заросшие волосами.
— А насчет Лучинина не забудьте, дяденька Фирс. — Иван повернулся и затопал сапогами по половицам.
4
Авдей Васильевич Савелов слыл человеком образованным, с хорошими манерами и в каждом деле больше всего ценил порядок. Когда Фирс Нилыч расслабленной походкой, с растрепанной бородой пожаловал в дом Савелова, тот сидел за обеденным столом с белоснежной салфеткой за воротом.
— Авдей Васильевич, батюшка, что же это такое? Неужели правда? — прохрипел Глотов, опускаясь у двери на первый попавшийся стул.
Управляющий в это время отправил в рот половину яйца и, только перестав двигать челюстями, спокойно сказал:
— Будьте любезны, Фирс Нилыч, оставьте у Степана шубу и шапку и возвращайтесь разделить со мной одинокую трапезу.
Услышав этот спокойный голос, Фирс Нилыч почувствовал облегчение. «Видно, обманул, паршивец», — думал он, раздеваясь. В столовой он обстоятельно осмотрелся и увидел обычную обстановку: длинный стол с синим графином, два ряда мягких стульев, дубовый буфет, а вдоль стены, где не было никакой мебели, развесистую пальму и два стройных кипариса.
— Вот ваш прибор.
— Кусок в горло не лезет. — Однако к столу сел, хоть и не торопился приступать к еде. — Сколько раз я говорил, Авдей Василия, чтоб не держал ты на заводе разный сброд, — сердито начал Фирс Нилыч, с осуждением глядя на управляющего. — Не слушал. А теперь посмотри, что Ванька Краюхин делает. Какую хулу несет на самого государя. Будто бы бросил своих подданных, отрекся от престола.
— Да, отрекся, — сказал Савелов и поднял нож, как меч.
У Фирса Нилыча низко склонилась голова, словно он подставлял ее под этот меч. Сразу стало трудно дышать. Он долго молчал, не понимая, как после этих слов управляющий может спокойно продолжать обед.
— Как жить-то будем?
— Свято место пусто не бывает. — Савелов отодвинул тарелку и неожиданно с раздражением крикнул: — А вам-то что? Чего убиваетесь?
— Боюсь я, как бы эти варнаки не придумали чего худого, — признался Глотов. — Дом-то у меня деревянный, спалят в два счета.
— Спалят! — усмехнулся Савелов.
— Вот то-то и оно, — не понял Фирс Нилыч. — Уж ты не откажи мне, грешному, разреши привезти к тебе небольшой сундучок. Пусть постоит до время. До тебя ведь побоятся добраться. У тебя, поди, и револьвер есть.
Савелов скомкал салфетку и бросил ее на стол. Край салфетки угодил в соусник. Савелов возбужденно зашагал по комнате, и если бы не толстый ковер, эти шаги, вероятно, были бы слышны на улице. Фирс Нилыч не видел, когда в руках Савелова появились большие садовые ножницы. Он подошел к пальме и ловко срезал сухой лист. Ножницы ляскнули, словно волчьи зубы.
Фирс Нилыч поежился. У него отчего-то зудело тело. Сунув руки под стол, он осторожно почесал живот. Савелов стоял, покачиваясь на носках, и, прикрыв глаза, говорил:
— Велика и обильна земля наша, а порядка в ней нет. И если бы знать, да, да, именно знать, кто может создать этот порядок.
Он подошел к столу и быстро выпил рюмку водки. Брезгливо сморщившись, вынул из соусника салфетку.
— Вы говорите, зачем держу на заводе разный сброд? А в прошлом году больше десяти человек этого сброда пришли ко мне и заявили, что не приступят к работе до тех пор, пока я не возьму на завод вернувшегося из ссылки слесаря Глыбова. А почему я его не хотел брать? Потому что с первых же дней он опять начал сеять смуту и разрушать порядок, которого и так не хватает.
Савелов в изнеможении сел и уронил голову на грудь. Фирс Нилыч непонимающе моргал глазами, с опаской поглядывая на опьяневшего Савелова. В это время на улице грохнула песня:
Отречемся от старого мира,
Отряхнем его прах с наших ног.
Савелов поднял тяжелую голову и не совсем твердыми шагами подошел к окну. Большая колонна заводских рабочих заняла всю дорогу. Впереди колыхался красный флаг.
— Ишь, мерзавцы, беса тешат, — прошипел Фирс Нилыч, сбоку, из-за занавесочки, выглядывая в окно. — Со сборища идут, целым табуном.
— Да-а, — раздумчиво протянул Савелов, не отходя от окна. — Сила у этих есть. Да не та! Не на такой силе покоятся государственные устои.
— Авдей Василич, батюшка, уволь, неученый я, — взмолился Глотов. — Ты вот лучше скажи, что ж завод-то, так и будет стоять?
Не оборачиваясь, Савелов молча пожал плечами. Фирс Нилыч потоптался еще у него за спиной и заторопился домой.
В
