– Что случилось с находившимися на мостике?

– Сильнейшим ударом их выбросило за борт. Одиннадцать человек оказались в воде, только механик капитан-лейтенант Валерий Зыбин успел спрыгнуть в центральный пост. На „Реф-13“, видимо, не сразу сообразили, что натворили, с опозданием застопорили двигатели и начали бросать спасательные круги. Подняли Маранго, говорят ему: „Кто такой? Откуда?“ Он отвечает: „С подводной лодки, которую вы, сукины дети, потопили!“ Спасли семерых. Выжили командир, штурман, замполит, боцман, врач... К сожалению, погибли три матроса и старший лейтенант Алексей Соколов. Замечательный был парень, с отличием окончил училище, стал лучшим вахтенным офицером бригады. Утонул. Поздняя осень, форма на меху, намокла, потянула ко дну... Тело так и не нашли.

Лишь после того, как на рефрижератор подняли первых подводников, на берег сообщили о ЧП. Широта, долгота... Ещё через четверть часа дежурный объявил тревогу поисковым силам и спасательному отряду.

– А в это время под водой?

– От удара сорвало плафоны с креплений, моментально вырубился свет. Наступила кромешная тьма. Для меня все могло печально закончиться в ту же секунду: мимо головы просвистела стоявшая на полке пишущая машинка „Москва“. К счастью, лишь чиркнула по волосам и врезалась в стенку.

Восемнадцать моряков из четвертого, пятого и шестого отсеков не успели загерметизировать переборки и погибли сразу после аварии в первые две минуты. Мотористы, электрики... У них не было шансов.

– Они знали, что обречены?

– Человек до последнего вздоха надеется на спасение. Парни действовали строго по уставу, задраили переборку в центральный отсек, остались в затапливаемой части лодки и спасли остальных. Иначе не сидел бы я сейчас перед вами...

В седьмом отсеке, самом дальнем, в живых осталось четверо. Это выяснилось позже. А тогда я пулей рванул в центральный пост. Начальник штаба бригады капитан второго ранга Владимир Каравеков оказался в первом отсеке. Хороший был моряк, командир прекрасный. К сожалению, Владимира Яковлевича подвело слабое сердце, после столкновения лодки с „Реф-13“ он свалился в предынфарктном состоянии и не мог руководить спасательной операцией. Даже речь давалась ему с трудом. А действовать надо было быстро.

Попытались продуть воздух, чтобы всплыть на поверхность. Бесполезно! Всё равно, что Тихий океан перекачать. Мы ведь не знали, что прочный корпус распорот, словно консервная банка. А прибор показывал: лодка на перископной глубине – семь с половиной метров. Потом выяснилось, что глубиномер заклинило от удара.

Догадались, что лежим на грунте. Из-за сильного крена на правый борт ровно встать не получалось, мы, как обезьяны, ползали по центральному посту, хватаясь за клапаны, торчащие трубки... Кроме меня в третьем отсеке оказалось ещё шестеро. Механик подлодки Валера Зыбин и пять матросов. Трюмный, молоденький, неоперившийся паренёк по фамилии Носков забился в угол и самостоятельно выбраться не мог. Кое-как вытащили за шкирку. Хорошо, что нашли! Отсек-то затапливался, через полчаса вода поднялась до уровня колен. Разве в темноте разберёшь, откуда именно подтекает?

Словом, мы оказались в мышеловке, надо было ноги уносить. И тут мне докладывают: во втором отсеке пожар! Произошло замыкание батарейного автомата, питавшего подлодку от аккумулятора. Представляете, что такое пожар в замкнутом пространстве?

– Даже подумать страшно.

– И правильно. Зрелище не для слабонервных. Но ребята-связисты – молодцы, справились. Командир отсека капитан-лейтенант Сергей Иванов дисциплину держал. У него опыта было даже поболее, чем у меня. Да и по возрасту он старше, за тридцать лет против моих двадцати семи...

Впотьмах, на ощупь мы кое-как присоединили маленькую лампочку к аварийным источникам питания от радиостанции. Хоть какой-то свет! Во втором отсеке находились восемь человек, итого – уже пятнадцать. А дышать-то нечем. Угарного газа наглотались, стоим, покачиваемся, с трудом соображаем.

– Водолазное снаряжение использовали?

– У каждого была „идашка“, индивидуальный дыхательный аппарат ИДА-59, в нём запас воздушной смеси – на полчаса при интенсивной нагрузке. И что мы потом делали бы? Ничего! Некому было бы...

– А что та уцелевшая четвёрка из седьмого отсека?

– Часа два парни боролись за жизнь. Всё делали правильно, пытались выбраться наружу, но не смогли. Лодку ведь так перекособочило, что выходной люк не открылся. Из первого отсека поддерживали с седьмым внутрисудовую телефонную связь, пока там всё не стихло...

Знаете, экипаж считается отличным не только когда точно стреляет торпедами или ракетами, решает другие боевые задачи, но и при умении правильно выйти из сложной ситуации. Горжусь своими парнями, ни в чей адрес не скажу дурного слова. Все действовали достойно. И спасались вместе, без паники, и погибали мужественно...

– Сколько человек было в первом отсеке?

– Одиннадцать. Когда у соседей начался пожар, они загерметизировались. Так положено.

– Но потом впустили?

– Врать не буду, возникли проблемы. Точнее, непродолжительная заминка. Сначала боялись открывать нам. Но этому есть объяснение: там не было офицера. Командир отсека старший лейтенант Соколов погиб, оставшись наверху. В соседнем отсеке – пожар, а в первом – сухо и есть спасательные комплекты...

– Там же находился начштаба бригады?

– Он не в счёт. Говорил вам, что у Владимира Каравекова прихватило сердце, он физически не мог командовать. Когда я оказался в отсеке, Владимир Яковлевич лежал на коечке, бледный, белый, как простыня, и только кивал в ответ на вопросы. Я спросил: „Совсем хреново?“ Он прикрыл глаза...

– Никто в экипаже не задёргался, поняв масштаб бедствия?

– Все держались молодцом, четко выполняли команды. Правда, через какое-то время ребята начали потихоньку сникать. В отсеке стоял жуткий, смертельный холод. А наша семёрка, пришедшая с центрального поста, вдобавок ко всему ещё и вымокла до нитки. Мы же в воде барахтались... У меня потом врачи найдут двухстороннее воспаление лёгких. Помимо шести других диагнозов... Но это было после, а тогда я стал размышлять, как поднять боевой дух. Первым делом вспомнил про верный, испытанный веками способ. Зашёл в свою каюту и достал припрятанную канистру с „шилом“.

– С чем?

– Так на флоте спирт называют. Это все знают – и начальники, и подчинённые.

– Чистый, не разбавленный?

– Очень на это рассчитывал. Оказалось, перед выходом в море кто-то из бойцов побывал в моей каюте. Опечатанная канистра хранилась в запертом сейфе, все пломбы оставались на месте, тем не менее народные умельцы каким-то образом вскрыли замки и разбодяжили спирт в пропорции один к трем. Сделали всё так аккуратно, что я ничего не заметил.