вопрос. Однако отдельные замечания показывают, что уйти от него невозможно. «В течение первых девяти месяцев русско-германской войны, — пишет У. Макнейл, — руководители Англии и Америки считали, что Красная Армия будет или разбита, или вынуждена отступить далеко на восток… После Сталинграда и триумфального наступления к Донцу и границам Украины картина изменилась… Мощь Советского Союза оказалась намного большей, чем считали западные генералы и государственные деятели. С приближением победы вопрос об участии России в послевоенном мире приобретал все большее и большее значение. Прежние надежды и расчеты, в которых Советский Союз фигурировал как пассивный партнер Англии и Америки, восстановленный в довоенных границах благодаря победе его западных союзников, превратились в смехотворную нелепость» [16].

Высказывание Макнейла примечательно во многих отношениях. В нем не только признается огромное значение сталинградской победы, ее влияние на межсоюзнические отношения. Оно помогает понять, почему реакционные круги Англии во главе с Черчиллем так упорно старались сорвать открытие второго фронта. На политическую основу маневров Черчилля прямо указывает Ч. Уилмот. Он пишет: «В течение 1943 года, хотя Черчилль еще был главным образом заинтересован в проблеме ликвидации гитлеровских сил, он все больше стал думать о необходимости сдержать стремления Сталина. В соответствии с этим, продолжая считать, что Гитлера необходимо разбить, премьер-министр старался составить план кампании таким образом, чтобы она принесла не только военный успех, а привела бы к политическому усилению… в какой-либо важной сфере» [17].

Антисоветские по своему характеру взгляды Черчилля не ограничивались вопросами военной стратегии. Хотя буржуазные историки стараются их замолчать, это не всегда удается. Так, тот же Ч. Уилмот упоминает о секретном меморандуме Черчилля, составленном в октябре 1942 года. В нем английский премьер в дни, когда на берегах Волги шла решающая битва с фашизмом, ставил вопрос о создании после войны «западноевропейского блока» под флагом «Соединенных Штатов Европы», блока, направленного против СССР. Характерно, что Черчилль не исключал возможности участия в нем как Италии, так и Германии. «Все мои мысли, — отмечал он, — обращены прежде всего к Европе — колыбели современных наций и цивилизации. Произошла бы страшная катастрофа, если бы русское варварство задушило культуру и независимость древних европейских государств… Я обращаю свои взоры к созданию объединенной Европы» [18].

Некоторые моменты из предыстории меморандума Черчилля раскрывает Л. Вудвард. Ссылаясь на документы Форин оффиса, он показывает, что уже в первом английском плане по вопросам послевоенного устройства, составленном в сентябре 1942 года, предусматривалась возможность «сотрудничества» Англии с Германией. 5 октября 1942 г. А. Иден передал этот план премьеру [19]. Однако о меморандуме самого Черчилля, помеченного, кстати сказать, 6 октября, Вудвард даже не упоминает.

Впрочем, корни антисоветской идеи еще более глубоки. Они относятся к концу 1941 — началу 1942 года. Тот же А. Иден подчеркивает, что после визита в Москву он «ясно почувствовал рост советской мощи», с которой Англия встретится после войны. 28 января 1942 г. Иден составил записку для кабинета, где говорилось, что после победы русский престиж «окажется настолько большим, что установление коммунистических правительств в большинстве европейских стран будет значительно облегчено». Что же предлагал Иден? Во-первых, как наименьшее зло признать западную границу СССР. Во-вторых, «если дело дойдет до прямого политического конфликта», выбрать «без всякого сомнения» союз с США, который «необходим и естественен». В-третьих, воздерживаться от всех действий, которые могут убедить Советское правительство в том, что Англия и США планируют создание «англо-американского мира, в котором русские интересы были бы нарушены или игнорированы» [20]. Хотя антисоветскую направленность своих предложений Иден намеренно приглушает, их враждебный Советскому государству характер очевиден.

Вернемся, однако, к Черчиллю. Идею создания своеобразных «Соединенных Штатов Европы» английский премьер изложил Рузвельту во время майской встречи 1943 года в Вашингтоне. Об этом в весьма обтекаемых выражениях, маскирующих ее антисоветскую основу, сообщает он сам. Немаловажную деталь добавляет и Вудвард: английский премьер предложил президенту дополнить «Соединенные Штаты Европы» созданием «братской ассоциации» из Англии и США с целью защиты «общих интересов» [21].

Еще одно свидетельство антисоветской деятельности Лондона содержится в воспоминаниях генерала Кеннеди. Рассказывая об обсуждении послевоенных проблем, он не скрывает, что в 1943 году, наряду с оккупацией Германии, военные руководители все больше интересовались вопросами «поддержания порядка» и «предотвращения гражданских войн» в Европе. «Нам казалось, — заявляет он, — что имеется лишь одна великая держава, которую можно считать потенциальным врагом, — Россия. Отсюда возникал вопрос: на чьей стороне Германия может принять участие в будущей войне, если русские после окончания войны удержат свою половину Германии». Такая откровенность мышления вывела из себя даже Черчилля. Военные руководители получили «строгий выговор» и указание «не упоминать больше о возможных трениях с Россией», а в военном планировании не расценивать ее «как потенциального врага». Однако разработка антисоветских планов, как это ясно видно из книги Л. Вудварда [22], продолжалась.

Документы, которые могут пролить дополнительный свет на антисоветские замыслы английского империализма, вынашивавшиеся в 1942–1943 годах, надолго, если не навсегда, погребены в секретных архивах Лондона. Однако даже то немногое, что стало известно, убедительно показывает, с какой стороны исходила угроза англо-советским отношениям, единству держав антигитлеровской коалиции.

Тегеранская конференция глав правительств СССР, США и Англии по праву считается важным этапом в деятельности антигитлеровской коалиции. На ней была согласована союзная стратегия, принято решение об открытии второго фронта. Идя навстречу пожеланиям США и Англии, Советский Союз заявил, что после разгрома Германии он присоединится к войне с Японией. И, конечно, не случайно, что в лихорадочных попытках реакционных историков Запада «обнаружить» решающие «фатальные ошибки», допущенные США и Англией в области стратегии и политики, выяснить, что же именно привело к быстрому росту сил и влияния Советского государства, Тегеранская конференция занимает особое место. Наибольшую активность проявляют здесь английские историки-ревизионисты.

Попытки ревизии Тегерана, его места в межсоюзнических отношениях, его влияния на исход войны начались еще в 1946–1948 годах. Так, в 1946 году Р. Умиастовский сравнил Тегеран с Мюнхеном. «В Тегеране, — бездоказательно утверждал он, — Рузвельт опрокинул возможность создания англо-американского блока и совместного руководства мировыми делами… Решение Рузвельта было одним из важнейших в истории как Англии, так и мира». Что касается Черчилля, то он был вынужден уступить, и в результате «Европа была разделена», а это, как считает автор, для Запада было равноценно катастрофе. Резкую характеристику конференциям 1943 года, решениям, принятым на них, дал Дж. Фуллер. В работе «Вторая мировая война» он писал: «…К тому времени, когда они закончились, все то, за что до сих пор сражались западные союзные державы, за исключением искоренения гитлеризма, было зачеркнуто. Атлантическая хартия была выброшена за борт. Польша и