Он пнул ногой один из ящиков, и тот с треском разлетелся, обнажив содержимое — какие-то странные стволы с гравировкой, явно не местной работы. Абаддон прищурился (хотя глаза у него не щурились, а просто мигнули красным светом). Что-то подсказывало ему, что это не просто бунт ради бунта. Тут пахло чем-то большим. Может, за этими повстанцами кто-то стоит? Какой-нибудь теневой кукловод, дёргающий за ниточки?

Абаддон снова связался с Теодором.

«Господин, дело сделано, — доложил он мысленно. — Минус шестьдесят голов. Оружие собрали, но тут что-то странное. Пушки у них не простые, какие-то заморские, с гравировкой. Может, копнуть глубже?»

Теодор ответил не сразу — видимо, обдумывал. Наконец его голос прозвучал в голове Абаддона, спокойный, но с ноткой интереса:

«Хм, любопытно. Да, копни. Если это не просто местные выскочки, а чья-то игра, я хочу знать, чья. И Абаддон… хорошая работа. Не подведи.»

— Не подведу, — буркнул генерал вслух, хотя Теодор его уже не слышал. Он вообще любил поговорить сам с собой — привычка из прошлой жизни, когда он был венцом творения великого Архитектора.

Абаддон ощущал нечто похожее на гордость. Он, Абаддон, некогда грозный генерал, снова в строю! Пусть и в теле слабого по прошлым меркам голема, пусть и с фрагментами памяти, но всё же… Он снова ведёт войска в бой!

«Сначала мы вычистим этот город, — думал он, — сделаем его безопасным. А потом… потом наступит тот миг, когда весь мир содрогнётся от одного только упоминания о господине. Таков путь. Такова судьба великих. А господин… он даже среди Великих стоит непомерно высоко».

Абаддон был верен Теодору Вавилонскому, своему старому повелителю, до мозга костей. Ведь именно его Теодор вернул к жизни, пробудив от долгого сна забвения. И теперь Абаддон был готов на всё ради него.

И скоро господин покажет всем, что именно он величайший из всех людей в этом мире! Как всегда, впрочем…