Шрифт:
Закладка:
Но его напор был неумолим. В прошлом мире он не стал выдающимся боксёром, прожжённым ветераном или еще каким героем рукопашного боя, потому двигался скорее «по наитию». Попаданец понимал, что попытайся он выкинуть что-то подобное в реальности, то проиграл бы за секунду. Но здесь, когда столкнулись две души, его выпады сами приобретали нужную форму. Их что-то доводило, задействовало в теле Кавасаки нужные мышцы, правильно рассчитывало дистанцию нанесения удара.
Он ощущал, как кастет разрастается и постепенно окутывает всю его руку плотной оболочкой. Всякие чернила, что попадали на новую блестящую кожу Ино, отталкивались создаваемой этими парными артефактами аурой. Пускай и прожил столько в Японии, Кавасаки не мог разобрать значения иероглифов, что искусно выписывал Пустой или тех, что были нанесены на его погружающиеся в сталь руки. Только ему было и не нужно. Впервые, с тех пор, как оказался в новом мире, попаданец ощутил, что владеет собственными силами. Теми, что оказались в нём сокрыты вмешательством демона. Запечатаны. Теми, что ему и предназначались.
— «Вот сейчас бы начать переживать о том, как бы всё могло повернуться, обратись я экзорцистом кулачного боя, ха!» — не досада наполняла его сердце от таких мыслей, но забава.
Пустой обрушивал на него одну за другой волны чернильных зверей, заставлял наступать на нарисованные им сдерживающие круги. Даже заставил призванный голос читать проклинающие текста. Порой Ино ощущал себя запертым внутри страниц тех писаний, что демонические силы ему зачитывали. Но подобно рекам пота, чернила лились с него, не в силах стать запретными татуировками. Как демон не пытался, попаданец из раза в раз избегал осквернения. Чистота его души сочилась наружу вместе с его ударами. Столь простыми, примитивными и безвкусными, что Пустой начинал невольно выть.
***
Снаружи же его и вовсе гасил другой свет, создаваемый бурей истинного пламени, неумолимо преследующей его. Сражаться на два фронта было нелегко, а потому бледный доспех всё это время старался скорее сдержать натиск Покорителя, нежели убить его. Но самое эффективное для этого орудие в руках Пустого — разломы — внезапно перестали заставать мечника с горящими волосами врасплох. Каким-то образом он научился предсказывать, когда и откуда вновь появиться демон, стоило ему на миг шагнуть за грань.
Изнурять Покорителя трюками со своим высокоподвижным телом тоже не выходило. Мало того, что приходилось поддерживать стабильную форму в ментальном сражении (чему внешние метаморфозы сильно мешали), так еще и извилистая и подобная хлысту натура клинка пламенного соперника постоянно за изменениями поспевала. Ставшая лавой сталь в руках Покорителя обвивала бледный доспех, била под невозможными углами и разделялась на отдельные плети. Пепелище наполнили новые всполохи, что оставлял за собой Покоритель. Битва происходила на таких скоростях, что демон с мечником сумели бы не раз и не два весь круг проскакать. Только вот Покоритель не давал Пустому и шанса выйти за пределы уже искорёженной им зоны. Демон подумывал пробить себе путь вниз или даже устремиться ввысь, но живые глаза мечника погружали в транс, постоянно преследуя его собственный отведённый в сторону взгляд.
Клоны из смолы также перестали нормально слушаться Пустого. До сего момента он мнил себя свободным мыслителем, чей превосходный разум способен управлять невероятными для прочих объемами информации. Так и было. Просто, Хаос активно мешал всякому здравому мыслительному процессу. Убивал внутри мозга причинно-следственную связь. Искажал команды. Иллюзии Пустого подчинялись ему полноценно лишь тогда, когда он правил ими своим нутром. Не то разделял свой разум, сердце и душу с каждой из них, не то и вовсе одновременно существовал внутри. По очевидным причинам, сейчас с этим было… непросто.
***
Но не всё было столь радужно для неожиданного дуэта. Ибо, не обратившись полностью, Линварт не унаследовал способности попаданцев безгранично поглощать Хаос, а просто получил солидное усиление. В нём сейчас сочились немыслимые для прежнего Брэйка двадцать-двадцать пять единиц. Однако и этого пред лицом твари, спокойно воротящей сотней, было мало. Лишь диссонанс, вызванный нуждой сражаться в двух параллелях разом, отвлекал демона настолько, что он не мог прихлопнуть Линварта.
— «Но таким макаром, я прихлопну сам себя куда скорее…» — вспоминая тоскливые слова Лайта, чётко понимал ситуацию Покоритель.
Ино Кавасаки также становилось дурно от въевшихся в его голову непонятных голосов и адского жжения, что вызывали оставленные поэтом на почти оголённом теле метки. Жалкие плащ свой он уже давно сбросил, в то время как бинты с небольшой накидкой скрывали ноги и… то место, о котором ему вообще в такой ситуации не стоило беспокоиться! Однако какая-то внутренняя воля желала, чтобы он видел себя именно таким. Его артефакты покрыли обе руки и сменили серый цвет. Белым покрылась левая, а чёрный поглотил правую. Лишь нанесённые на них иероглифы, как в символе Инь-Янь, окропляли свет тьмой и освещали Хаос Порядком.
Удары его выводили демона из себя, причиняли боль, но фатального эффекта не несли. Сошедшая с древних холстов чёрно-белая картинка до сих пор отказывалась померкнуть. Ослабнуть. Слиться в единый и жалкий серый цвет. Две этих противоположности так туго переплетались друг с другом, почти накладывались одна на другую, но оставались чётко по обе стороны. Ино нутром чувствовал, что ключ к победе — разрушить этот баланс. Заставить Порядок внутри тела поэта воспротивиться Хаосу воина. Вот бы хоть что-то подсветило ему то место, куда необходимо для этого ударить.
А что лучше блестит, чем золото посреди чёрно-белого месива кулаков и чернил?
— Вот оно! — завидев налитую златом крошечную трещину, возникшую на теле Пустого, проревел свой боевой клич Ино и впечатал кулак в грудь демона.
Тот согнулся пополам, а когда вновь вернул себе стабильное положение, то ужаснулся, узрев, как в месте попадания удара попаданца слились его поэзия и жестокость. Серость стекала капля
