— Сделаем, господин капитан, — за всех пообещал Сёпа. — Разрешите идти?

— Идите, — кивнул Абос. — А ты, Смертик, останься.

Вот ведь йок! Он ведь про топоры как сказал, так я сразу же догадался, что меня не пускает со всеми. Прямо замкнутый круг — и меня беречь надо, и ходить далеко нельзя, и добычу при этом им подавай, как у всех.

— Господин капитан, с моим даром за минуту того лешего вскроем, — на упреждение начал я, стоило моим товарищам по отряду уйти.

— Без тебя справятся. Лешего можно и обычным оружием вскрыть, хоть то дело и не быстрое. Не могу я тобой рисковать. Случись что — господин Мехмед не с Матвея, с меня спросит. Останешься здесь.

Я знал, что он скажет и потому уже придумал ответ. Один риск против другого. Пусть Абос сам решит, какой его больше пугает.

— А не справятся наши? Тогда что? Господин капитан, вы уверены, что новый командир сможет меня защитить, как Матвей защищал? Вчера ведь, прежде чем на лешего наткнуться, мы со стаей куньих волков схлестнулись. Если бы не искорки Матвея, лежал бы я уже куском дохлятины. Сразу несколько зверей на меня сверху кинулось. А до срока ведь ещё целый месяц. Да и вам с новым командиром отряда срабатываться.

Попал! Моя наскоро состряпанная в голове речь заставила капитана задуматься.

— Всего десять вёрст… — размышляя вслух, пробормотал он. — Эх, послать с вами некого.

— Туда пару часов-то и топать всего, — подтолкнул я капитана к решению. — Как раз дар восстановится. До темноты уже в полисе будем.

— Ладно, иди, — сдался Абос. — Но, чтобы туда и обратно. Никакой лишней охоты. И Метле мой приказ передай. Раз за главного нынче, с него и спрос коли что.

— Будет исполнено, господин капитан. Ждите с добычей.

И пока дядька не передумал, я бросился догонять остальных. Подбежал к оружейной. Выходят как раз.

— Зря такую бандуру потащишь, — подмигнул я Сепану, взвалившему на плечо двухпудовую секиру. — Я с вами иду. Хана лешему.

Народ, слышавший мои слова, радостно зашумел.

— Тогда в пень её, — развернулся Сепан. — Сдам обратно.

— О! Косой ковыляет!

Заметивший товарища Шило, улыбаясь, указывал на торопливо хромающего в нашу сторону, опираясь на костыль, предза.

— Чего выперся, недобиток? — шутливо окликнул он друга. — В госпитале удобные койки. Я проверял.

— Беда, братья, — не поддержал весёлого тона Косой. — Кожемяка того. Отошёл.

Йок! Йок! Йок! Как же так…

— Что⁈

Выпавшая из рук Сепана секира гулко ударилась об утоптанную землю двора.

— Лихорадка сожгла, — потупил взгляд Косой. — Он за ширмой лежал в уголке. Без сознания же. Пустота госпитальная говорит, что в горячке всю ночь простонал. С зубов волчьих зараза. Глубоко в кровь ушла — мазям уже не вытянуть было.

— Ох, Единый… — прижал ко лбу руку Метла. — А что лекари? Куда, гады, смотрели?

— Так у лекарей дара нема, — оправдываясь, будто в чём-то был сам виноват, развёл руки Косой. — С той седмицы не восстановился ещё. Ждём как раз, когда нас с Глистом подлечить теперь смогут. Толку с них без дара? Сам знаешь.

— Даже не попрощались… — с горечью в голосе простонал Сепан и в сердцах лупанул ногой по стене оружейной.

Я шагнул к другу и, прижавшись к его плечу лбом, крепко сжал его руку в своих. Слов, ни нужных, ни вообще хоть каких-нибудь, у меня не нашлось. Грусть сожрала их все. Постояли секунды три молча, беззвучно рыдая в душе, и на этом всё. Жизнь жестока. Жизнь в Архе тем более. Безымянного жизнь — и не жизнь вовсе. Коротка, что у бабочки. За два месяца столько товарищей потеряли, что и клички не вспомнить. Тоска, боль, обида.

— Пойдём, — тихим голосом произнёс Сёпа. — Леший ждёт. Вернёмся, вечером Лима помянем.

— Кожемяку? — переспросил Змей, в отличие от Метлы, решивший не сдавать обратно здоровенный топор, что держал на плече.

— Его Лимом звали, — сквозь зубы прорычал Сёпа. — Смерть нам имя хоть возвращает? Или так и к Единому, с кличкой? Лим — он был моим другом.

* * *

По лесу шагаем молча. Настроения болтать нет. Хочется поскорее сделать дело и вернуться обратно. Никаких цепей — идём кучно. Сёпа, которому я передал приказ капитана, за главного — с ним и со Змеем быстро топаем впереди. Замыкают Охотник и Шило. В центре глядуны с новичками.

Дождя нет, зверя тоже. Мелочёвка, на которую время не тратим, не в счёт. Только птицы в ветвях пересвистываются, что само по себе — знак хороший. Значит, рядом серьёзной опасности нет. Пернатая мелочь — а из крылатого крупняка в Темнолесье лишь совы, что днём спят по схронам — завсегда предупредит. Если бы вчера не лило, как из ведра, всяко бы насторожились, проходя под стаей куньих волков.

А вот леший, что где-то внизу шебуршится обрубком, птах едва ли спугнёт. Потому глядим в оба. Скоро место, где мы его оставили давеча. Вдруг, навстречу прополз, упростив нам работу?

Но нет. Вон останки товарищей, что вчера здесь остались. Безымянные не уносят тела. В походе погиб — превратился в сыть падальщиков. Забираем лишь ценное: вещи, оружие. Обглодали тела за ночь тщательно. Тут желающих закусить трупом тьма. По возможности отводим глаза — смотреть на обгрызанные костяки неприятно. Это бренная плоть. Людей нет здесь — их души ушли. Ищем след недобитого зверя.

А вот и он. Канавку, оставленную в мягкой земле, дождь размыть не сумел. Нет, как змея, у живого бревна не выходит зигзагами виться. Леший мерял лес гусеницей — всё прямо и прямо. Интересно, на сколько за сутки успел уползти? Те прошли как раз — дар у нас с Сёпой восстановился уже. Верста. Две. Ох, и прыткий. Без лап-то.

— Стой! — поднял руку Сепан. — Слышите?

Всё прислушались.

— Люди? — предположил Змей.

— Похоже на то.

— Рубят что-то.

Ну точно. Глухой звук, что до нас долетел — однозначно удар топора.

— Вот ведь гадство! — ругнулся мгновенно всё понявший Сёпа. — За мной!

Побежали. Тут меньше версты. Шум по