— Да где же…

— Если я стану вам помогать, — скривился я. — Вам, Константин Петрович, это не понравится.

— Да поймите же. При всем моем уважении к его светлости, но граф Толстой оставил после себя… Синод напуган. Церковные иерархи устали от бесконечного затягивания поясов. Теперь-то, в отсутствие Государя, один Господь ведает, что они могут предпринять!

— И что же? — покачал головой военный министр. — Взбунтоваться? Так у нас есть богатый опыт усмирения непокорных.

— А если они начнут подговаривать народ? — предположил Победоносцев. — Сейчас, как и прежде, Церковь всегда стоит рука об руку с православным царем. Но теперь, Государь нас покинул. У священнослужителей развязаны руки.

— Арестуем одного, да второго, — громко, как на плацу, рявкнул Тимашев. Каким бы карикатурным министром внутренних дел он ни был, но все-таки, было что-то милое, в этом кавалерийском генерале. — Осудим, да в Сибирь сошлем. Вы только подскажите, куда посмотреть, а дознаватели сами преступление найдут.

— Господи! — вдруг возопил новый обер-прокурор. — Всю жизнь я полагал, что у нас в империи правосудие восторжествовало. И тут такое!

— Что вы, как ребенок, — хлопнул ладонью по столу Тимашев. — В сказки верите, а уже седина в висках. Порекомендую вам опытного в таком деле цирюльника. Хорош, зараза. Так подкрашивает, что и не скажешь…

Заседание превращалось в балаган, но вот кто действительно порадовал, так это Милютин. Встал, и четко, по-военному, доложил, что в связи с введением в армии новой системы призыва, в полках организовано обучение рекрутов чтению и счету. Уже в текущем году в план призыва были включены несколько десятков тысяч вольноопределяющихся, которые должны будут, за год службы, обучить вчерашних крестьян. На следующий год количество военных учителей должно было быть удвоено. Таким образом, к концу семилетнего срока, когда сегодняшние призывники будут демобилизованы, империя обретет не менее миллиона грамотных подданных. И каждый следующий год это число будет увеличиваться на одну седьмую.

— Отслужил, значит, грамотен, — резюмировал я. — Великолепная программа. Передайте людям, которые ее составили, мою признательность, Дмитрий Алексеевич.

— Императорской армии сейчас, как никогда прежде, требуются грамотные люди, — развел руками военный министр. — В войска поступает все больше технических новинок. Эти ваши, Герман Густавович, пулеметы. И вообще. Так что мы были вынуждены решать проблему своими силами.

— Тем не менее, отслужив положенные годы, эти люди вернуться в экономику страны, и смогут работать на технически сложных участках, — ввернул Валуев. Он всегда отличался умением чутко держать нос по ветру. — А это и рабочие на фабриках, и счетоводы, и еще множество других мест, где требуется знание грамоты.

— Экономический эффект появления на рынке труда такого количество условно образованных подданных, сложно оценить, — у Рейтерна забавный прибалтийский акцент. Но этому обстоятельству уже давно никто не улыбается. Михаил Христофорович заслужил право на некоторую экстравагантность. — Но он безусловно будет не малым. По некоторым оценкам, дефицит грамотных работников только в сфере производства достигает нескольких миллионов человек. Мы, еще на этапе образования новых акционерных обществ, требуем подписания обязательств перед империей. Как-то — образование при предприятии собственного училища, обязательное наличие на производстве медицинского кабинета, ограничение продолжительности рабочего дня и многое другое. Это несколько…

— Прогрессивно, — хмыкнул я.

— Прогрессивно, — кивнул, и не подумав улыбнуться Рейтерн. — Мы задаем тон трудовым отношениям для всей Европы. Однако пока таких же условий нет более ни в одной стране.

— Многие на это и жалуются, — снова влез Валуев. Вот не нравится он мне, хоть режь. Но специалист, конечно, хороший. При нем Министерство государственных имуществ сделало прямо-таки рывок вперед. И начало приносить существенный прибыток казне. За одну только программу заселения обширных пустошей в Башкирской степи и в Уфимской губернии Петру Александровичу можно памятник при жизни ставить. Это надо же! Предложил Николаю, и убедил в правильности раздачи за совершеннейшее символическую плату в десять копеек за десятину. И что же в итоге? Сотни тысяч рублей в казне с пустого места! Вот что! И пусть пахотных земель там не так много, но и пастбища кому-то, да пригодились. И вот в пустошах появилось вполне себе оседлое, и платящее налоги и сборы, население. А не одни лишь полудикие кочевники.

— Неоднократно слышал, что, дескать, в самой Европе такого нигде нет, значит, и нам ни к чему! Народишко и без того придет.

— В Европе переизбыток рабочей силы, — на немецком прокашлял Рейтерн. — Там на одно рабочее место в цехах завода, до пяти претендентов. У нас же ситуация иная! Нам еще нужно убедить вчерашнего земледельца, что работа на фабрике ничуть не хуже, чем любая другая. Вот это им и объясняйте.

— Так я именно это и говорю, — переобулся на ходу Валуев.

— Закон суров, но это закон, — програссировал на французском Тимашев. — Ежели кому-то что-то не по нраву, пусть ко мне приходят. Мне давеча записки одного моего порученца о бытии ссыльных в Сибири передали. Могу дать прочесть. Для сравнения.

— Иные из господ, вельможи немалого ранга, — мягко попробовал угомонить разбушевавшегося генерала Валуев.

— И что с того? — рявкнул тот. — Оглянитесь, милейший! Теперь власть — это мы! Читали Манифест? Вот Герману Густавовичу нашему ныне власть в державе принадлежит! Вот кто у нас ныне правит!

— Побойтесь Бога, генерал, — холодно процедил я. — Правит у нас государь император, и члены августейшей фамилии. И никто иной! Мы все здесь только лишь нанятые за жалование люди. Временные. А монарх в империи — это навсегда.

— Да я не покушаюсь на основы, граф, — легкомысленно отмахнулся от меня генерал. А ведь я был уверен на все сто: не далее, как этим же вечером, высказывания Тимашева станут мусолить во всех салонах столицы. — Всем известно, что я верен государю до последней волосинки на заднице. Но, согласитесь! Гражданское правление в стране теперь исключительно в наших руках.

— Согласен с генералом