Обычно я не доверял собственному внутреннему голосу. Да и вообще считал, что если с тобой кто-то разговаривает, то этого кого-то надо срочно знакомить с санитарами. Однако с тех пор, как появился хист, все изменилось. Периодически во мне возникала такая уверенность в собственных силах, что ее можно было спутать с твердолобостью. Ничего не могу объяснить, но уверен, что надо поступить именно так. Правда, это не отменяло моего мандража. Я переживал, как одиннадцатиклассник в мае перед ЕГЭ. Ну, или говоря языком Григория — как девка на выданье.

Что касается беса, то тому словно все было нипочем. Как только мы оказались в Дастере, он сразу вылез из портсигара и устроился на переднем сиденье. И до поры до времени молчал.

Но как только мы пролетели Большое Поле и выбрались на трассу, Григорию приспичило поговорить.

— Хозяин, а у нас там ничего выпить нет? — меланхолично спросил он.

— До чертей прогуляйся, может, у них что осталось! — рявкнул я.

— Не, эти собаки страшные точно все вылакали, — с грустью протянул Григорий. — У них к этому талант. Даже почище нас, бесов, любят за воротник залить.

Он замолчал, принявшись крутить магнитолу. И таки нашел какую-то радиостанцию вроде Ретро-ФМ. Стали притопывать крохотной ножкой в такт и кивать головой.

— Эх, а здорово мы, да? Лешачиху убили, лешего обманули. Одним словом — команда.

— Кто-то из этой команды только драпанул в самый ответственный момент. В следующий раз предупреждай, я время засеку. Чтобы в олимпийский комитет отправить.

— Обижаешь ты меня, хозяин, понапрасну. Не драпанул, а отвлек внимание странте… строти… стратегическим отступлением, вот!

— Гриша, помолчи и хватит мне мозг взрывать. Прости, производить хлопки центрального отдела нервной системы. Не видишь, я за рулем?

Бес обиделся, уставившись в окно. Если быть точнее, в дверь, потому что до стекла в сидячем положении он не дотягивался. Выглядело это забавно, но глупо. В другой ситуации я бы даже улыбнулся, но не сейчас.

Пусть дуется. Вот меньше всего мне в нынешних обстоятельствах хотелось думать о душевном состоянии Григория. Тоже мне цаца. Как до дела дошло — обделался, а теперь пытается примазаться. Нет, я его понимал. Не каждому в критической ситуации удается достойно себя проявить. Многое могло наложиться, его расшатанные на воле нервы в том числе.

Правда, сейчас он молча сидел в машине и не шевелил бешено глазами. Кто знает, что послужило тому причиной? Может, уже и без того все эмоции выплеснули. Или просто отбоялся свое.

Вот только оправдания оправданиями, а мы с чертом вели себя по-другому. Я-то понятно, у меня иного варианта не было. Я туда не чай с лешачихой пришел пить. А вот Черноух? Он вообще мог в этот блудняк не ввязываться. Так Митька собственной жизнью рисковал. Кстати, за него душа у меня больше всего и болела.

Наверное, такое забавно думать, но не место Черноуху среди чертей. Вот только как ему помочь — непонятно. Да и будет ли он разговаривать со мной после всего? Все-таки плохо мы расстались.

Однако я решил отложить этот животрепещущий вопрос на более подходящее время. Сейчас самое важное дело лежало у меня на заднем сиденье. Лежало и не подавало признаков жизни. Гадство, только бы успеть!

До Соколинского я долетел быстро, разве что на въезде в Выборг пришлось немного потолкаться. И с замиранием сердца подъехал к даче Тихомировых, подняв столб пыли. Только теперь до меня дошла пугающая мысль. А что, если их здесь нет? Вдруг они в Питере? Что, если это вообще все зря⁈

Я несколько раз посигналил, после чего не выдержал и выскочил из машины. Подбежал к воротам и стал колотить по ним кулаком. Блин, неужели никого? И что теперь делать, в Питер гнать? Могу не успеть. Да я адреса не знаю. Дурак, у тебя же телефон Маргариты есть!

Вот только достать мобильник я не успел. Ворота наконец дрогнули и с бодрым жужжанием стали отъезжать в сторону. Я сначала забежал внутрь, а затем понял, что Димку оставил в машине, потому рванул обратно. Даже не представляю, как это смотрелось со стороны. Самое лестное сравнение — нашествие солевых наркоманов.

Тихомиров, который направлялся ко мне с ружьем, явно не питал симпатий к неожиданному гостю. Хотя, я его понимаю. Едва ли он меня узнал. Видел единственный раз, да и мельком. К тому же, видок у меня сейчас был тот еще. Да и само появление вышло в высшей мере неадекватным.

Но оружие не вскинул и целиться не начал — уже хорошо. Я тем временем открыл заднюю дверь и вытащил Димку наружу. И затем направился к Тихомирову.

Забавно было смотреть за тем, как меняется лицо мужчины. За относительно короткий срок маску злобы сменило сначала растерянность, а потом недоумение. Я его пониманию. В реальности Тихомирова сын, вполне здоровый и упитанный, остался внутри особняка. И никак не мог оказаться в машине с непонятным типом. Да еще в таком плачевном состоянии.

— Как? — выдавил он из себя, замерев, как истукан.

А тут из дома выскочила и Маргарита. Вот только в отличие от мужа, она была настроена более решительно.

На ней оказался накинут один халат, который женщина запахнула на ходу. Но сейчас никто не обращал на эту фривольность внимания.

Рита бросилась к сыну, заливая того слезами и будто бы не зная, за что именно схватить. Она торопливо гладила сына по плечам, голове, целовала лицо и не переставала плакать.

— Вы возьмите его, — сказал я Тихомирову. — А то тяжелый.

— Спасибо вам, Матвей, спасибо. Я знала, чувствовала… Спасибо…

Она говорила что-то еще, но я уже не слушал. Точнее, не слышал. У меня вообще резко появились проблемы с восприятием реального мира. Тихомировы, теперь все вместе, превратились в мутное пятно. Земля, вернее уложенная плиткой дорожка к дому, ушла из-под ног. Подпрыгнула и ударила по голове.

Не сразу, но до меня дошло. Это я упал. И силы окончательно окончательно покинули многострадальное тело. Только это был не конец. Скорее лишь начало. Так вода уходит от берега перед приходом цунами.

Подобное произошло и со мной. На этом все неприятности кончились и пришла сила. Такая, какой мне не доводилось испытывать. Кожу закололо мириадами иголок, голову сдавило от невероятного напряжения, а грудь обожгло. И самое главное —