на определенное расстояние от барьера. По счету «три» Вадбольский выстрелил. Пуля попала Ломоносову между глаз, он умер раньше, чем коснулся при падении земли. Казалось бы, возможность забыть этот факт должна была стать самой желательной мечтой Вадбольского, но товарищи его понимали иначе и, одев пистолеты в торжественную и богатую оболочку, они как бы «приглашали» его помнить этот ужасный день как день геройского поступка. Вадбольский был приговорен судом к аресту на несколько месяцев в крепости и к некоторым ограничениям по службе. Впоследствии одно из этих ограничений было снято, и ему разрешили поступить в Академию Генерального штаба, которую он и окончил. Дальнейшая его служба мне неизвестна, и мне более не приходилось с ним встречаться, но после этого рассказа я удивлялся, как он мог еще при моем посещении спокойно играть в карты, в эти подлые азартные игры.

Я знаю, что в некоторых гвардейских полках были удивительно стеснительные условия службы. Например, в одном полку существовали традиции, когда каждый офицер обязан был иметь особенно дорогой установленный сервиз фарфора, хрусталя и серебра, который подавался на торжественных обедах по случаю разных торжеств. Вновь поступивший в полк офицер должен был внести большую сумму или связаться с полковой кассой большим долгом на приобретение этого сервиза. Свободные сервизы офицеров, выбывших из полка, выставлялись в особых витринах на стенах в столовой и иногда служили пополнением при многолюдных собраниях с приглашенными гостями.

В другом полку было обязательство каждый год в день полкового праздника надевать совершенно новый мундир, и у офицеров накапливалось этих мундиров по нескольку штук, так как обычно они носили сюртуки и надевали мундиры только в особых случаях. Так как все шили свою форму у определенных портных, то была исключена возможность выдать за новый уже поношенный мундир, и такой поступок был бы истолкован как грубое покушение на традиции полка. Я знаю, что в других учреждениях эти проблемы решались проще. Например, у сенаторов были мундиры с таким количеством золотого шитья, что новый мундир стоил более пятисот рублей, и многие вновь назначенные сенаторы не имели возможности скоро собрать такую большую сумму. Тогда на помощь к ним являлись курьеры и сторожа сената, игравшие роль посредников, и любезно предлагали старые мундиры, с которых можно было шитье спороть и почистить, и тогда мундир обходился всего лишь в полтораста рублей. И вот новичок-сенатор был выручен, вдова сенатора заработала на мундире покойного мужа, а сторож сената получил свою долю посредника.

В гвардейских полках очень не любили, если за какие-нибудь заслуги или по случаю к ним переводили офицеров из армейских полков. Таких офицеров с трудом принимали в свою «офицерскую семью» и часто принимали меры к тому, чтобы такого нежелательного товарища выставить в другой армейский полк. Один из армейских офицеров, переведенный в гвардейский полк, не имел достаточно средств, чтобы участвовать в товарищеских взносах на устройство разных увеселительных пикников, каруселей и конкур-эпиков. Он держался в стороне и никогда не принимал участия в общих праздничных собраниях. Но его обвинили в том, что он был на устроенных каруселях и веселился за счет своих товарищей, чем нарушил товарищескую этику, и поэтому его привлекли к полковому товарищескому суду. Несмотря на представленные доказательства его присутствия в тот вечер в другом месте, он был обвинен и приговорен к исключению из полка со всеми тяжелыми последствиями этого исключения. Так как на товарищеский суд чести нельзя было никуда подавать жалобы, то обвиняемый пошел на крайнее средство: вынул из кармана револьвер и выстрелил в председателя суда, ранив его в плечо.

Тогда уже на законном основании его арестовали и предали военному суду по обвинению в покушении на жизнь своего начальника при исполнении последним служебных обязанностей. На военном суде офицер отказался от защитника и сам твердо вел свою защиту. Он представил неоспоримые доказательства, что вечером во время каруселей он провел все время у своих знакомых и поэтому не мог принимать участия в празднестве. Офицер задал судьям вопрос, каким еще другим способом он мог бы добиться предания его военному суду и гласному разбору всего дела? Он заявил, что за свою честь готов подвергнуться любому наказанию. Военный суд, детально разобрав дело, отнесся к обвиняемому очень мягко: его тем же чином перевели в один из провинциальных пехотных армейских полков, где он продолжал служить, восстановленный во всех своих остальных правах. Да, товарищеские суды чести в полках были ужасными учреждениями, которыми можно было злоупотреблять в полной мере, и никто не мог опротестовать решения такого суда. Апелляций не существовало, а офицера, исключенного из полка товарищеским судом, снабжали «волчьим» паспортом, и он не мог поступить ни в одно государственное учреждение. Один мой знакомый офицер, служивший в Варшаве, был исключен из полка за то, что ухаживал за сестрой одного из своих товарищей и отказался на ней жениться. Я случайно познакомился в Москве с этой сестрой товарища, которая оказалась особой, развращенной до последней степени, и было ясно, что ее родители хотели воспользоваться случаем и выдать ее замуж за неопытного ухаживателя. По моей просьбе отец принял этого офицера на службу в Управление Нижегородской железной дороги, которая в то время была еще частной. Офицер этот оказался прекрасным человеком и в высшей степени добросовестным служащим: он являлся на службу даже в неприсутственные дни, справляясь, нет ли каких-нибудь срочных дел для немедленного их исполнения в пределах своей компетентности.

Автобиография И.И. Рерберга

Родился в Москве 22 сентября 1869 года (старый стиль). Отец мой, инженер путей сообщения, служил в течение 25 лет управляющим Нижегородской железной дороги и затем до своей смерти в 1917 году был председателем Комиссии по сооружению водопроводных и канализационных устройств в Москве. Отец оказал на меня большое влияние в смысле развития интереса, знаний и отношения к инженерной и архитектурной деятельности. С 1890 года я имел уже практику на работах по сооружению подводных частей для постройки судов в городе Николаеве, а затем работал каменщиком, плотником и десятником при постройке паровозных сараев на московской станции Нижегородской железной дороги.

Образование получил в Московском кадетском корпусе, в Инженерном училище и в Военно-инженерной академии в Петербурге, в 1896 году получил звание инженера. В том же году вел постройку большого паровозостроительного завода в Харькове в течение 9 месяцев, после чего, вернувшись в Москву, работал на постройке канализационной системы в Замоскворечье и строил жилой дом при Московском институте инженеров транспорта на